Дурман-трава

Потом он долго отскабливал кастрюлю, хотя и надобности в этом не было, перекладывал с места на место отобранные в маршруте образцы, уложенные в отдельные мешочки. Ирина, подсев рядом на спальник, расстеленный у палатки, томно потянулась и легла, положив голову ему на ноги. «Напасть!» — подумал он и поднялся. Попытался улыбнуться. Потом, сославшись на раздавшееся издали ржанье Прони, пошел к лошадям.

На четвертые сутки заморосил дождь. Вернулись из маршрута рано. Сидя под тентом, камерили: Терентий автоматически бездумно вытягивал из мешочков образцы, приклеивал к камням квадратики пластыря, ставил порядковые номера, заворачивал камни в пергамент, потом снова укладывал их в мешочки, а те — во вьючные сумки.

К вечеру, когда все камни были запакованы, он отправился вниз по течению по пологому берегу реки, думал поймать немного рыбы, но здесь вода была мутна, много плыло вывороченных коряг и целых деревьев. И все же при впадении чистого ручейка, что в трех километрах ниже косы, ему удалось надергать десятка три хариусов на блесенку-жучка.

Утром вышли в направлении базы и только поздно вечером были там. Когда подходили к палатке Саши-лаборантки, Ирина вдруг выпалила:

— Знала бы, что такой дурак, попросила бы у начальника другого помощника. — И, люто сверкнув глазами, отогнула полог, сунула в палатку голову.

«Мне бы твои заботы», — подумал он, а когда развьючивал лошадей, то слышал заливистый, доносившийся из палатки смех.

Он попытался вспомнить все прошедшее со дня их выхода в маршрут и не мог.

«Что ж это со мною?»

И тут он увидел, шедшего навстречу, дружелюбно улыбающегося сторожа.

— Чего сияешь?

— Да деньги нашлись!

— Как?

— Пыж помог Северьяну…

Терентий виновато улыбнулся и протянул руку сторожу:

— Здорово, Серега, спасибо на доброй вести.

— Нилыч на радости чуть не спятил. Говорит, Пыжу памятник поставит при жизни…

— А Северьян что?

— Северьян пришел — деньги сдал и молчком ушел…

— А кто ж украл?

— А может, ты…

Терентий мгновенно покраснел, не зная, что и сказать в ответ, но Серега, подмигнув, сказал:

— Ищи теперь, свищи…

— А Северьян на кого думает?

— Он, если и знает, не скажет, потаенная его душа. Нилыч ему премию обещал не меньше, говорят, тыщи…

— Когда он будет?

— Утром обещал быть…

Несколько недель Терентию удавалось не встречаться ни с Нилычем, ни с Северьяном. От одной мысли, что оба знают, кто вор, разъедала душу тоска. Они так снисходительно скрыли от всех его поступок, что общаться с ними было бы сейчас невыносимой пыткой. Это был тот случай, думал он, при котором ничем не искупишь и не исправишь дела: невозможно же было сказать о человеке, предавшем хоть раз, что он не предаст снова. Теперь он вечно будет заклейменным в сознании Северьяна. Тут не может быть случайности, коль украл — вор тебе имя, другого быть не может.

Надо бежать… Надо увольняться скорее из экспедиции, чтобы никогда больше не встречаться с людьми, которые знают о тебе то, чего и сам бы не хотел знать. А сам-то знаешь, что не вор? Сам-то разве не присвоил бы этих денег?.. Если бы успел рассказать обо всем Нилычу — тогда не было бы сейчас этой горечи на душе, не было бы презрения к себе.

Эти мысли теперь неотступно следовали за ним, куда бы он ни вел обоз.

Прежнее легкое общение с ребятами надломилось. Он не мог радоваться рассказам и шуткам, спешил поскорее покинуть общие отрядные застолья. Точил червь душу, разъедала язва неисправимого, что можно понять и простить, но забыть нельзя…

Дни шли пасмурные, дождливые, и пожухла в долинах дурман-трава, и настроение с каждым днем становилось все невыносимее.

Он перестал замечать время, радоваться солнцу и хорошей охоте. Время проходило для него монотонно, в тягостном ожидании завершения срока полевых работ, указанного в трудовом соглашении.

И как он ни избегал встреч с Северьяном, однажды на базе столкнулся с охотником — увиливать было поздно. Тот поздоровался, открыто улыбнулся. Вытащил из-за пазухи ключи и, протянув их, передал просьбу Нилыча отвезти в нижнюю партию деньги — шесть тысяч двести рублей.

— Люди из Соболева возвращаться на базу не станут, торопись, сезон у них полевой кончился, пойдут теперь на морской промысел, — сказал от себя старик.

— И больше ничего ты мне не скажешь, Северя? — спросил Терентий, и губы его как-то само по себе повело на плач, и он отвернул лицо…

Тот, приобняв за плечи, тихо сказал:

— Вези, Тереша, деньги в Нижнюю партию. И забудем об этом. Да, погоди… — остановил старик. — Я видел у ручья, куда привел меня Пыж, Майю. Тебе от нее привет. Скорее надо кончать здесь дело и начинать у нее… Она ждет тебя.

— Ты сказал ей?! — Терентий взволнованно заморгал, перехватило горло. — Ты сказал, что?!

— Нет, — прервал его Северьян, — сказал, ты скоро будешь. Все хотел тебе передать, что видел ее, но ты стал исчезать.

— Нилыч знает?

— Нилыч знает лишь, что ты добрый мужик, ему и знать больше ничего не надо, Тереша… Не мучь себя… Иди же, люди ждут.

— Спасибо!.. — сказал Терентий и задержал охотника за руку. — Могу попросить тебя еще об одном деле?

— Да.