Дурман-трава

— В лоб меня не возьмешь, Сухарь. Так что и напрасно ты затеял эту комедию, — сказал он возможно спокойнее. — А заложить я вас не заложу. Да ты и сам, со своими дешевыми замашками, скоро влипнешь. Дерьмо ты, Сухарь. Ей-богу, залетишь…

— Нет уж, я влипать больше не намерен, — застегивая фуфайку, сказал Сухарь. — Мое дело предупредить. Твое дело принять к сведению. Меня на свободе деньга ждет не дождется. Боюсь, не заплеснели бы кредитки… Нет уж! Будьте нате. Зябнете на парах сами, сизы голуби. Я шесть лучших годов моей жизни рогом упирался, чтоб ударником в строгом прослыть, чтоб к вам, бледным людям, на общий режим попасть… Тошно вспомнить! Душно мне в Советах дорогих. Словно кислород в глотке моей наполовину перекрыт, вот вам крест… Другие края меня поджидают… Так-то, — закончил он многозначительно и добавил: — Так что, Теря, лучше сам задавись, коль очко у тебя мельтешит, предупреждаю… Дело у меня. А кто станет на пути, не прощу…

— Перестань, — попросил Терентий. Его бил озноб, к горлу подступила тошнота. «А ведь убил бы, и рука не дрогнула… И сдох бы здесь Тереха Лукьянов шарлатаном, бесславно и нелепо. Гнил бы заодно с обветшалой избенкой посреди глухой тайги… и никто бы никогда не узнал обо мне…» Осмотревшись вокруг, он стряхнул с себя налипшую солому, встал и вышел на воздух. «И не видать бы мне всего этого больше… чего я его боюсь, гниду? Совести в нем нет, а такой зарежет — не дорого возьмет. И силы-то во мне куда больше, а боюсь, страх глаза застит… Пословица правильная: страшись не большого зверя, но хищного… Против такого я щенок, да и Родька хоть и пыжится, а, видать, и ему не по зубам Сухарь. Тут боишься боль причинить, а у него об этом и мысли нет».

Над кедрами неслась с северной стороны серая тяжкая хмарь. Он прислушался к шелесту снежной крупы, карканью кедровок. На высоком дереве, попискивая, бегали но веткам два бурундука. Снизу из долины долетал рокот ожившего ручья. «До чего тупая смерть», — подумал Терентий.

Тишину нарушил Родька.

— Шутки шутками, — сказал он грустно, — а пожрать бы не мешало. Да и срываться отсюда надо бы… А? Если погода наладится, вертолеты могут послать…

Терентий промолчал. Он вообще решил теперь больше молчать. Вытащив буханку хлеба, шмот корейки, оставшиеся от свиданья с Майей, пару луковиц, захваченных вчера после ночного дежурства на кухне, и даже одно большое яблоко, «антон», он выложил все на полог возле буржуйки. Родька без особой охоты, поглядывая на Сухаря, сделал то же. Ждали Сухаревых действий — не дождались. Тот с презрением осмотрел их харч и заключил:

— Вас кормить не собираюсь, у меня дело! Я вас с собой не гоношил. Здоровья у вас много, — могет быть, и дотянете. Я и говорю…

— Поговори, поговори, — перебил его Терентий, сам удивляясь своей смелости, — хорош, Сухарь, слышали твои разговоры. А дохнуть нам ни к чему, хоть тебе и больше повезло, только пайки в твоем рюкзаке бригадные, наши. Слямзил — делись! Дашь нам половину хлеба и селедки. Не дашь — украду ночью, все сопру, зуб даю…

— Это как понимать? — возмутился было Сухарь, но передумал, поняв, что деваться ему некуда. Полез в мешок.

— Только предупреждаю — больше половины не дам. Говорю я вам, дело у меня…

— Слышь, Сухарь! Сколько нам шлепать и куда подаваться теперь? — спросил Родька.

— Сезону охотному кончина сейчас, зимовья освободились до середины лета. Я так думаю, на базовую заимку ихнюю пойти. Там и сруб, и ледник, и сарай — харч припасен у охотников и геологов. Ну… там до геологов и перебиться можно, пока дороги в тайгу и обратно откроются… Опосля — каждому свое… А ты что предлагаешь?..

Терентий, услышав речь о геологах, подумал, что хорошо бы и остаться с ними. Наняться можно кем угодно. Вслух сказал:

— Нынче поле у ребят будет позднее. Снег поздно выпал. Вон все остановиться не может. Гольцы долго не откроются. Да в этих местах и добычи почти нет, здесь все больше съемочные партии работают, а им чистые обнажения нужны, без снега, гольцы открытые. Здесь полевой сезон короткий. Дай бог, если к началу июля или к середине июня появятся геологи. Это от снега зависеть будет, как растает. Да и самим-то нам поспешить надо — а то так развезет, застрянем в половодье, что Мазаевы зайцы. Солнце здесь горячее… Да чего говорить, сами знаете.

— А ты что, бывал в этих краях до лесоповала? — удивился Родька.

— Профессия у меня, Родя, геолог, а не зек, — с горечью ответил тот. — Да… И эти края пришлось изучать довольно обстоятельно, в поле здесь побывать не удалось, но знаю.

Ели отдельно. Сухарь в углу, медленно пережевывая каждый кусок хлеба, задумчиво уставив глаза в открытую дверь. Двое — поделили продукты на семь дней и, быстро управившись со своими пайками, стали разматывать портянки, готовясь в путь.

4