Дурной глаз

Его остолбенелые, гудящие, как провода, ноги вросли в ступени. Он зажмурился, но от этого стало только хуже. Его другие глаза – глаза воображения – оставались распахнутыми, и мир в них, опрокидываясь, кубарем летел в бездну над головой: столики ресторанчика, кусты, обломки башни, люди… и он сам, всё высасывало гигантским космическим вихрем.

В какой-то чудовищный миг – этим утром чудовищным было всё, но миг оказался просто квинтэссенцией – он едва не повернул назад. Чего уж проще! В отличие от того, что ему надлежало исполнить, это было… естественным.

Он опять закрыл глаза и рывком поднялся на следующий пролёт.

И дальше всё. Его рука, схватившая перила, вросла в металл, сама стала металлом. Не было никакой силы, способной сдвинуть его с места. Не было.

Над ним ревела, раздуваясь, как пузырь, бездна – и опрокидывалась, кувыркалась, опрокидывалась, кувыркалась…

«Никак. Умоляю. Я не могу».

Он чувствовал, что умирает, что умер на этих ступенях несколько раз – и всё же каким-то чудом оставался жив.

Снизу, из мира людей, прямых плоскостей и привычной гравитации, донеслись голоса на чужом языке. Девочки-азиатки, беззаботно переговариваясь, прошли мимо. Одна несла на бумажной тарелке жареную сосиску. У другой на плече раскачивалась большущая раскрытая сумка. Ею девочка зацепила Яна, и он невольно отшатнулся. Что-то легонько ткнуло его пониже грудной клетки. Его «фуджик». Ян так привык к этой ноше, что перестал её замечать.

Девочка сказала: «I’m sorry», и подружки продолжили подъём.

Свободной рукой Ян ухватил раскачивающуюся камеру и почувствовал, как уходит напряжение из второй руки, той, что вцепилась в перила.

«Забить голову мыслями. Любыми».

«Золотой час», – первый час после восхода солнца или последний до заката, – среди фотографов считается лучшим временем для съёмок на природе. Дневной солнечный свет слишком жёсткий, вечерний требует задирать ISO и пользоваться штативом. Высокое ISO давало зерно на снимке, чего Ян старался избегать, а штатив он до сих пор не приобрёл. Собирался заказать ко дню рожденья.

Он отпустил перила. Расстегнул чехол камеры, поднёс фотоаппарат к лицу и почувствовал, как в мир возвращается равновесие – не такой уж и огромный мир, если смотреть на него через экран «фуджика». Сфокусировал фотоаппарат на череде ступеней, развернувшейся перед ним, и сделал пробный снимок.

Фото вышло чуть засветлённым, и Ян убавил экспозицию. Пускай «золотой час» миновал, но если закрыть диафрагму и приноровиться, солнце на фотографиях будет отбрасывать лучи, делая снимок интереснее. Ян вспомнил, как долго у него не получалось добиться такого эффекта, когда он только начинал осваивать искусство пейзажной съёмки. Каким-то чудом те его снимки собирали лайки в Инста, и Ян даже думал, что всё делает правильно, пока не углубился серьёзно в теорию. В те дни он мог начать читать литературу по фотографии утром и прийти в себя под вечер, когда книга заканчивалась.

Он снова прицелился и нажал на спуск. Снимок гор и россыпи домишек по другую от Цюриха сторону гряды вышел весьма недурным: слоёный пирог из ближнего и дальнего планов. Такой эффект ему нравился… но что если изменить угол съёмки и сделать угол шире?

Он поднялся на две ступени, прикованный к пространству фотокамерой, как новым центром тяготения. Страх никуда не исчез, как и гул в ногах, но стал менее важен. Менее значителен.

Да, вот отсюда кадр определённо выйдет лучше.

Писк фокусировки, нажатие кнопки, лёгкое жужжание, словно пчела придавлена пальцем. И – ещё один шаг в высоту.

Фотографировал всё мало-мальски интересное, отыскивая его в привычном. Линейная перспектива, образованная периллами и ступенями. Снятые с открытой диафрагмой балки, за которыми просматриваются размытые оранжевые горы. Случайно попавший в кадр маленький мальчик, которого вела за руку вниз мать, его ноги в сандалиях, его носки в разноцветную полоску, в сочетании со ступенями создающие и контраст, и ритм. Всё в таком духе. Главное, не отрывать взор от экрана камеры.

Так Ян сделал девятнадцать снимков, а на двадцатом обнаружил, что выбрался на вершину башни. Оказался над бездной.

Сквозь его нарастающее воодушевление в мысли пробивалось паническое:

«Ты ведь не собираешься этого делать?! Не собираешься?!»

«Я лишь хочу сделать кадр вот с этого ракурса», – ответил Ян сам себе. Кадрирование не менее важно, чем свет или время съёмки. В фотографии есть свои приёмы удачного построения кадра, и когда Ян это усвоил, то обнаружил, что стал смотреть на потенциальный снимок не как на красивую картинку, а как на удачное (или не очень) сочетание линий, цветовых пятен и пропорций. Ему стало нравиться, например, как воображаемые линии между объектами в кадре образуют треугольник, он влюбился без памяти в диагонали и фрейминг. Стал использовать эти приёмы чаще и осознанней. Пусть он до сих пор не выиграл ни в одном интернет-конкурсе, но его снимки стали высоко оцениваться жюри. Он не сомневался, что, если не сдастся, однажды первое место в категории «пейзажное фото» достанется ему. Так всегда твердил ему внутренний голос.