Дурной глаз

Он крестил пространство кладовки струёй яда вверх и вниз, влево и вправо, пока не почувствовал, что глаза готовы вытечь вместе с обожжённой гортанью. Тогда он опустил баллончик – тот сделался ощутимо легче – захлопнул дверь и защёлкнул шпингалет. Такой химатаки не сможет пережить никакой паук, уверял он себя, часто-часто дыша и неспособный надышаться. Разодранное горло хрипело, как у Дарта Вейдера. Стучало в висках. Мучительно кряхтя, Женя побрёл, полуослепший, в кухню, чтобы открыть окно. По пути незаметно для себя потерял снятый кроссовок. Мартовский холод, ворвавшийся в квартирёнку, показался сказочно сладким, смягчил горло, положил на распухшие веки остужающий компресс. Женя прикрыл глаза и постоял под ветром, дыша полной грудью. Приподнятое настроение постепенно возвращалось. Этим утром врач, изучив его томографию, сказал, что ничего тревожного на снимках нет, а участившиеся головные боли вызваны стрессом и недосыпанием. Предложил посетить психолога, выписал таблетки – рецепт Женя взял, а без психолога решил обойтись.

Начиналась весна. Где-то в Европе бушевал китайский коронавирус, но лидеры общественного мнения авторитетно заверяли, что Россия надёжно защищена от пандемии, COVID-19 ненамного опаснее ОРВИ, а если и опасен, то одним древним, почти ветхозаветным старцам. Жизнь налаживалась. Весной всегда так.

Паукана это, разумеется, не касалось. Его весна закончилась, едва начавшись. Он заполз в лабиринт из упаковок стирального порошка и сломанной некрасивой мебели, принадлежащей хозяйке квартиры, бабе Тане, чтобы там найти свой конец: сухая скорлупа со скрюченными лапами, мёртвые глаза таращатся в темноту и покрываются пылью.

Но кладовку Женя решил не открывать до субботней уборки.

Мало ли. Так оно будет надёжнее.

***

Паук вернулся спустя десять дней, когда Женя и думать о нём забыл. Он – Женя – пришёл с работы раньше обычного, потому что объявили режим самоизоляции («всего до конца месяца», ободрил начальник отдела), и застал паука за прогулкой по прихожей, как будто это он был тут хозяином. Если бы у Жени, как в прошлый раз, была папка, он бы её выронил. Волосы на теле опять встали дыбом, но теперь к ним добавились волосы на загривке. Потому что паук вырос.

Раньше он был размером с кисть руки ребёнка. Сейчас – с кисть руки, сука, взрослого. Вымахал настолько, что Женя даже без очков мог рассмотреть особенности строения членистоногого во всей их анатомической безобразности.

Вот только рассматривать совсем не хотелось. Всё та же серая, с подпалинами, шерстистая тварь, переставляющая переломанные лапы на манер какого-то миниатюрного робота, вроде тех, из Boston Dynamics, что показывают на «Ютубе». Над челюстями (хелицерами, поправили бы аранеологи) россыпью смоляных капель чернели глаза. Они пялились на вошедшего с вызовом и возмущённым изумлением: «Здрасьте, давно не виделись. А ты чего так рано?».

Женя забыл, как дышать. Паук остановил свой марш по прихожей и вдруг развернулся к нему. Движение было столь стремительным, что его невозможно было уловить: вот паук идёт в сторону кухни, щёлк, и вот уже изменил положение. Это напоминало плохой монтаж, когда из происходящего на киноэкране вырезано несколько кадров.

Их разделяло три шага. Или два, если шагать широко. Или, если тварина так стремительна, один паучий бросок.

Со стоном – или то был крик? – Женя, не задумываясь, сорвал висевшую у входа деревянную ключницу и метнул в паука. И близко не попал – она врезалась в стену, ободрав цветочки на обоях, и брызнула россыпью ключей, которых в ней хранилось множество, хотя ни одни не подходили к квартирному замку. Одновременно с этим паук припал к полу, раскинув лапы. Женя успел подумать, что теперь-то тот наверняка кинется. Лёгкая головная боль, донимавшая Женю с раннего утра, взбухла багровым пузырём, мгновенно превратив его череп в клокочущую на огне пароварку.

Ключи ещё не остановили своё скольжение веером по полу, а паук уже улепётывал по прихожей прочь, хвала всевышнему. Он двигался чертовски быстро, фантастически быстро для такой крупной твари. Как крошечный конь, он прогарцевал в кладовую, дверь которой снова была приоткрыта (вчера Женя доставал из кладовки стиральный порошок), и Женя мог поклясться, что слышит цокот его когтей: «кабдык, кабдык, кабдык». Пегий урод шмыгнул в темноту за дверью. В один гигантский скачок Женя преодолел расстояние до кладовки, захлопнул дверь и защёлкнул шпингалет. Он услышал – или ему почудилось? – мягкий удар с другой стороны. Возможно, паук наткнулся на сломанный стул или пластиковый таз. Однако воображение Жени услужливо подсунуло другую картину: мелкое (хм) страшилище ударилось в дверь, чтобы прорваться наружу. Женя отступил на шаг. Его трясло, как под током. В кладовке осталось много незаменимых в хозяйстве вещей, например, швабра – но Женя предпочёл бы купить новую, нежели сунуться за ней. Мысль о том, что недавно он лазил в кладовку, вызвала новый приступ дрожи – теперь это была настоящая тряска, и вздыбившиеся волоски на теле превратились в иглы.