Дурной глаз

Во-вторых, посетить туалет. Те несколько дней, что он провалялся без сознания, за ним убирали медсёстры, и мысль об этом вызывала у Артёма чувство неловкости. Он считал так: если ты умеешь что-то делать, делай это сам.

У двери он неожиданно замешкался. Возникло ощущение, будто он собрался нарушить некий запрет – не просто запрет Рязанцевой нарушать покой, но Запрет с большой буквы, за которым лежит область святотатства. Прислушался, но услышал только гулкое эхо, в которое слились далёкие голоса или вздохи… позвякивания… скрежет передвигаемых предметов. Он взялся за ручку, полный дурных предчувствий: а вдруг его заперли?

Ручка повернулась. Дверь открылась, он вышел – вывалился – в коридор.

Здесь ему стало дурно. Коридор уходил далеко вперёд и далеко назад, всё удлинялся и удлинялся в обе стороны. Голова Артёма закружилась. Он начал крениться набок. Выкинул покалеченную руку и упёрся в стену. Ему показалось, что из носа вот-вот хлынет кровь с мозгами вперемешку. Он весь был наполнен болью, как стеклом, – его голова, его бок, рука и колено. Он начал дышать тяжело и шумно, как собака, и с его языка побежала слюна. Желудок сжался.

Артём стоял, цепляясь за стену, пока угроза обморока не отступила. Тогда он огляделся повторно.

Коридор слева от палаты заканчивался стеклянными дверьми с надписью «Травматология» и выходом на лестничную площадку. Справа – карман холла, потом опять ряды палат и стена с окном. У окна застыла фигура женщины в больничном халате. Женщина пристально смотрела на Артёма; он скорее почувствовал, чем увидел её взор. Постанывая, Артём побрёл к холлу, где наверняка размещался пост дежурной сестры.

Так и есть, часть холла действительно занимал пост – крохотная стеклянная кабинка. Сестры на месте не оказалось, зато на посту, на столе стоял грязно-жёлтый, со стёршимися кнопками, с замусоленной трубкой телефон. Артём завернул в холл и дёрнул за ручку дверь кабинки – заперто! Он выматерился.

– Не знаете, где найти сестру?! – окликнул он женщину, замершую у окна. Пациентка вздрогнула и, когда Артём шагнул в её сторону, бесшумно скрылась в ближайшей палате. Движения женщины показались Артёму неловкими и скованными. Вероятно, причиной тому являлась травма, предположил он.

Артём двинулся дальше по коридору, разглядывая висящие на стенах санбюллетени. На ближайшем, с угрожающим заголовком: ГЕРОИН, вышагивала по ватману на ногах-ходулях тощая, словно нарисованная грязью, горбатая фигура с гибкими, как макаронины, руками. Одна рука заканчивалась ложкой, а другая – зажжённой зажигалкой. Вместо головы у чудища был наполненный зельем шприц, на игле которого корчился пронзённый мальчишка, патлатый и неопрятный. Юный торчок закатывал глаза, беззвучно голосил, и над его ртом поднималось облако серой пыли. Его дружок в оцепенении смотрел на приближающуюся фигуру ГЕРОИНА, запрокинув голову – монстр был выше его раза в три.

В подобном стиле – будто зарисовки дурного сна – были выполнены и остальные плакаты. ИНФАРКТ МИОКАРДА пугал пациентов видом разбухшего и распотрошённого багрового сердца. РАК – с огромной фиолетово-белой фотографией карциномы. И так далее.

Скользя взором по санбюллетеням, Артём продолжал поиски. Вот дверь с табличкой «Ординаторская». Закрыто. Дверь в «Перевязочную» – открыта, но внутри ни души. Наугад Артем заглянул за дверь с номером «8».

В палате было три койки, и на каждой сидела женщина. Одна явно бальзаковского возраста, две другие – совсем молоденькие. Женщины настороженно уставились на Артёма, словно пытаясь взглядами вытолкнуть его обратно в коридор.

– Сорри, – попытался успокоить их Артём, но вместо этого настороженность в глазах женщин превратилась в тревогу. Самая младшая девушка сжалась, как будто к ним ворвался насильник с уже приспущенными пижамными штанами. На самом деле Артём всего лишь желал узнать, не видел ли кто-нибудь медсестру с поста. Его вопрос так и остался незаданным.

Все женщины в палате были беременными.

Округлые животы заметно, зрело проступали под халатами. Груди набухли от молока. В их фигурах было что-то тюленье. «Седьмой месяц? – предположил Артём. – Восьмой?». В этом он не разбирался. Их с Кристиной ребёнок был всего лишь перспективой, так же, как и брак.

– Сорри, – повторил он и затворил за собой дверь.

– Ничего себе, травматология, – проворчал он. Опять подступила тошнота. – Какое-то родильное отделение. – Он вспомнил женщину у окна и понял, почему её движения показались ему неуклюжими. – Родильное отделение…

Он развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть сестру, вкатывающую в коридор через дверь «Травматология» кресло на колёсах. В кресле сидел человек с забинтованной головой. Заметив Артёма, сестра покатила кресло быстрее. И быстрее! Она почти бежала. От этой гонки голова пациента бестолково болталась, словно пришитая к плечам.

– Эй! – крикнул Артём сипло – в горле пересохло. Крик вызвал очередной всплеск боли в рёбрах, но сейчас Артём проигнорировал его. – Дайте мне позвонить с вашего поста! Мне…