Дурной глаз

Единственные за весь путь слова Прохор произнёс уже на пороге хозяйственного помещения, возясь с замком.

– Нас точно заметили, – сказал он без малейшего заикания. – Ты должен был бежать, когда была возможность. А теперь нам хана.

– Ты преувеличиваешь, – ответил Артём, но не так спокойно, как бы ему хотелось.

– Они нас заметили, – повторил Прохор, распахнув дверь и скрываясь в проёме. Артём вошёл следом.

***

Голая лампочка, вызревшая на потолке диковинной поганкой, освещала подсобку. Отбрасывая корявую тень тролля, Прохор направился к холодильнику. За пивом, решил Артём и – ошибся. Завхоз достал бутылку молока и, не отрываясь, выпил половину.

– Когда я только закончил п-ПТУ, я устроился на фабрику, – произнёс Прохор. – Нам давали за вредность молоко. Я ненавидел его тогда, и сейчас ненавижу. Но я к молоку привык, оно меня успокаивает не хуже, чем «чекушка». С-странно, да?

Он вернул бутылку обратно на полку; брякнули, столкнувшись, пластик и металл. Несколько капель молока задержались в складках щетинистого подбородка Прохора, и когда он машинально смахнул их, Артём увидел, что его рука дрожит.

Артём присел на краешек единственного стула, имеющегося в комнате, и достал из кармана бумажник, в котором хранилась найденная Артёмом записка. «НЕ МЕДЛЕНО БЕГИ ИЗ ГОРОДА…» Он показал её Прохору:

– Это твоя?

– К-когда ты упал в коридоре, меня п-позвали, чтобы я тебя оттащил. – Прохор сел напротив, на продавленную, в пыли и царапинах, словно прямиком со свалки, софу. – Самим им было тяжело тебя поднять. Тяжёлая работа не б-бабская.

– Ага, – кивнул Артём, растирая своё несчастное колено. – О’кей. Предупреждён – значит, вооружён, так говорят, но мне хотелось бы знать точнее, о какой опасности ты меня предупреждал.

Прохор задышал часто, как пёс, трусящий по солнцепёку. Его ладони то сжимали бёдра, то норовили взлететь к посеревшим щекам, чтобы тут же безвольно упасть обратно.

– Под городом полно пещер, – произнёс он с расстановкой. – Иные п-просто огромные.

– Ага, – повторил Артём, сбитый с толку – не такие слова, которые он ожидал услышать. – Врачиха говорила про утечку газа и пожар, обрушение и всякое такое… Многие погибли… Но я…

– Старая драная сволочь! – вспыхнул Прохор. – «Многие погибли»! Они убили всех, кто сопротивлялся! Тому… т-тому…

– Как?! – опешил Артём. Дышать вдруг стало трудно, словно из каморки выкачали весь воздух. – Такое вообще невозможно! – Но разве он не подозревал это прежде, какой-то крошечной частью сознания, в то время как рассудок ожесточённо отвергал безумную догадку?

– Тех, кто п-пытался им помешать! Остальным сделали эту операцию, слышь-меня? на мозге… «лер…»… «лекр…»…

Тут завхоз «завис», и Артём подсказал:

– Лоботомию?

Прохор наконец определился, что делать с руками, и спрятал лицо в ладонях. Со стороны такой жест мог выглядеть мелодраматичным, только ситуация напоминала не сцену из мыльной оперы – нет, тут снимали ужастик. Артём ощущал себя так, точно его поместили в центр смерча, где спокойно и безветренно, когда вокруг рушатся стены и летят по кругу вырванные из земли деревья и завязываются в узлы опоры ЛЭП.

– Они, б-бабы, их контролируют, – сказал Прохор из-под пальцев. – Всю т-тяжёлую работу спихнули на них. Кого не п-прооперировали, за теми с-следят.

– Оперируют не всех?

– Людей со специальными знаниями б-без нужды не трогают. Например, электриков. Б-бабы ни хрена не шарят в п-проводке. Или механиков. П-правда, с-следят за ними с-строго. Держат в, в, в…

Прохор задрожал. Запыхтел, засопел. Артём подумал: «Если я теперь до него дотронусь, он взлетит, как ракета. Пробьёт головой потолок и уйдёт в космос».

– Это же бред, – попытался возражать Артём. Он пытался найти слабые места в истории Прохора, чтобы зацепиться за них – и не поверить. – Как такое могло произойти?

– П-постепенно, – ответил Прохор, не отнимая ладоней от лица. – Сначала постепенно. Они набирали силу… Наращивали влияние… Местные чинуши навалили полные штаны, их даже п-подкупать почти не п-пришлось… Тех, кого не запугали и не подмаслили, – от тех избавились… Одно время пошла такая череда таинственных исчезновений… П-потом… п-понеслось. Внезапно. Я сам толком не п-понял. Проснулся – а город уже под ними. Проснулся – а всё уже началось. Н-нет, – добавил он, подумав. – Не началось. Закончилось… Боженька, это не кончается никогда, никогда!

«Бред», – снова хотел сказать Артём и вдруг вспомнил человека с рубиновым, как замочная скважина в Ад, глазом, которого медсестра катила по коридору в коляске, мягко вылизывающей шинами больничный пол. Вспомнил червеобразное чудище ГЕРОИН, ковыляющее по больничной стене, выискивающее очередную жертву.

– Я видел одно массовое захоронение, – бесцветным голосом произнёс Прохор. – Трупы мужчин… мальчишек!..

Он запнулся, но когда Артём решил его подстегнуть, выпалил, как покаяние:

– Мы их засыпáли!

С улицы раздался звук проезжающей машины. Прохор, как черепаха, втянул в плечи голову. Звук нарастал… нарастал… достиг пика и начал удаляться. Стих.