Маму Киру уволили в марте. В конце апреля одну из девочек Чобита, Алину, сбил грузовик, когда она возвращалась из подготовительного класса. Они с сестрой были неразлучны, но в тот день Анжела задержалась в школьном живом уголке, куда как раз привезли маленьких ужей. Змеи, которых Алина терпеть не могла, возможно, спасли Анжеле жизнь… а возможно, лишили её шанса уберечь сестру от смерти под колёсами ГАЗа «Валдай» средь бела дня на не самой оживлённой улице города. По словам водителя грузовика, девочка взялась на дороге «из ниоткуда». Его водительский стаж составлял девятнадцать лет. Он получил три года лишения свободы и на тот же срок остался без прав. В настоящее время он, на пáру с племянником, владеет магазином по продаже снаряжения для охоты и рыбалки.
Неизвестно, связал ли Чобит случившееся с ведьминым проклятьем. Но, вполне вероятно, он вспомнил о Маме Кире полтора месяца спустя, когда умерла Анжела. Девочка грызла яблоко, и кусок попал в её дыхательные пути. Если бы тогда с ней был отец, он бы спас девочку. Но Анжела гуляла в парке с мамой, а та была бухгалтером – не врачом, да ещё после смерти Алины стала очень рассеянной. Мать кричала, заламывала руки, пыталась делать искусственное дыхание, звонила мужу, слышала раз за разом: «Абонент недоступен» и – наблюдала, как всё страшнее хрипит, выгибаясь на траве, единственная дочь, которую супруги по привычке продолжали называть двойняшкой. Стояло восхитительное чистое утро, и лучи солнца, пробиваясь сквозь словно вымытую листву, резали на контрастные многоугольники синеющее лицо Анжелы. Немногочисленные гуляющие – старички-шахматисты, студентки на пробежке – также не смогли ни помочь ей, ни успокоить голосящую мать, когда всё закончилось. Не смог успокоить её и Чобит. В нём самом не было покоя.
И всё же, он нашёл в себе силы наблюдать за женой и оберегать её долгое время после трагедии. Он был бы никудышным мужем, если бы не смог. Однако рано или поздно любое внимание ослабевает, и жена это знала. Одной сентябрьской ночью она тихонько, стараясь не разбудить мужа, вышла из дома, прихватив бутылку текилы и кухонный нож. Женщина забралась в их жёлто-лихую «Хонду», на своё привычное место, рядом с водительским. Там она приняла достаточно алкоголя, чтобы потерять чувствительность, но остаться в сознании, после чего перерезала себе вены на руках. Может, даже успела напоследок послушать Юрия Антонова.
Вот так, всего за полгода, Алексей Чобит потерял своих самых близких людей.
Ранним утром, пятого октября, Михаил Есипов, одинокий пенсионер, проживающий в частном секторе на улице Крайней, что у северной границы Студёновска, вышел со двора и направился к колодцу за водой, чтобы помыть свою «девятку». Прикрепляя ведро к верёвке, он заметил, как по обочине в его сторону медленно движется какой-то человек. Его качало, как ваньку-встаньку, и поначалу Есипов решил, что человек пьян, но когда тот приблизился, пенсионер изменил своё мнение, разглядев кровь на одежде мужчины… много крови.
«Ох ты ж мать святая! – всполошился Есипов, роняя ведро в колодец и устремляясь к пришельцу. – Авария! Авария? Оптать, летают день и ночь, спасу нет! Стой же ж, стой!»
Тут он остановился сам, потому что узнал Чобита, у которого лечил панкреатит.
«Алексей Михайлович!», – воскликнул старик. Чобит остановился в паре шагов от него и повернул голову на звук собственного имени. Их взгляды встретились, и у Есипова возникло ощущение, что он смотрит в глаза одного из гипсовых пионеров, которые стоят в студёновском парке – настолько безжизненными они были.
Любимец горожан разлепил искусанные губы и заговорил. Пенсионер слушал и пятился.
«Я с ней покончил, – поведал главврач. Его голос был похож на шелест песка, осыпающегося по склону обрыва, и по спине старика впервые за двадцать лет побежали мурашки. – Думал, управлюсь быстрее. Разрубил её, а она всё никак не умирала, понимаете? Её части шевелились. Знаю, что это невозможно. Это любой медик подтвердит. Она оказалась живучая, как червяк. Колун…», – он сделал неопределённый жест рукой, – «…там. Всё пыталась схватить. Расползалась в разные стороны. Фрагменты. Понимаете? Неважно. Я проломил ей грудную клетку и достал сердце. Лишь тогда она затихла. Теперь всё всегда будет хорошо. Надо сказать Марии и девочкам. Они обрадуются. А вы рады?».
Чобит обернулся, неловко, как сшитая из болтающихся кусков кукла, и едва не упал.
«Огонь, – произнёс он, хмурясь, высматривая что-то в той стороне, откуда явился. – Не вижу огня».
И он пошёл на старика, повторяя: «Где огонь? Где огонь? Где огонь?». Голова его падала то на одно плечо, то на другое.
Есипов убежал в дом, чтобы вызвать копов, а Чобит, вопрошая в пустоту, поплёлся в город.
Он шёл и шёл по просыпающемуся Студёновску, и никто из встречных не пытался его остановить. Патруль задержал его только в центре города. Его не видели плачущим даже на похоронах дочек и жены, но когда Чобита увозили в отделение, из его глаз текли слёзы, будто он копил их полгода для подходящего момента.