Все складывалось неплохо, и он, довольный, с крэком, поехал домой в Детройт к маме. Но негры-пушеры заметили исчезновение крэка и денег, тоже прыгнули в тачку и, угрожая пистолетами, кинулись в погоню за ним, начали стрелять. Погоню увидели полицейские на машине, включили мигалки и присоединились. Валера, как неопытный и обдолбанный водитель, занервничал под градом бандитских пуль и прессингом полиции, не справился с управлением и врезался в дорожный отбойник, после чего попытался сбежать с банкой крэка под мышкой. Негры уехали подальше от палева, и копы приняли Валеру в момент, когда он пытался закопать драгоценный крэк в землю, с поличным.
Cops быстро выяснили, что он, уголовник-рецидивист, до сих пор не получил американского паспорта, у него проблемы с полицией, налоговой и эмиграционной службами и даже торговцами крэком. Америка подумала-подумала, пока Валера сидел в тюрьме, отказала ему в гражданстве и сказала:
– Thank you, bro. Goodbye!
Особо опасного международного преступника Валеру, в оранжевом комбинезоне, в самолёте сопровождали в Россию два американских копа в форме и с жетонами, как в кино. В обычном пассажирском рейсе на задних сидениях, его, в наручниках, посадили посередине, а сами сидели весь рейс по бокам и молчали.
Только в камере, когда было принято решение о депортации, Валера узнал, что его имя открывает новую сторону российско-американских отношений. Как-то так получилось, что он, по иронии судьбы, в истории этих отношений оказался первым, впервые депортированным назад в Россию из Америки.
Уже в американском аэропорту началась атака журналистов, этих пираний на информационные поводы, а в Москве его встречали спецназ МВД и камеры со всего света. Русская тюрьма ждала его как нашего парня, успевшего меньше чем за пять лет так заебать Америку, что та его выставила. Всё это было задолго до легендарного Япончика. Невольно, как Форрест Гамп, он стал исторической личностью и побежал дальше.
Все криминальные хроники России и мира показали сюжеты про него, даже
Во всех тюрьмах Валеру встречали чуть ли не аплодисментами, но он, всем отулыбавшись и угостившись, чем мог, переставал общаться с аудиторией, а как только наладился трафик передач от мамы, замкнулся в себе. Из Москвы его отправили на поезде в Петербург, в Кресты, по месту предыдущей прописки. Поскольку в России за ним никакого криминала не было, и мама из Америки, конечно же, сразу оплатила всех адвокатов, через два месяца, забрав на улице в Нью-Йорке, выпустили на Арсенальной набережной на все четыре стороны, за исключением американской.
Мама присылала Валере штуку баксов каждый месяц на то, чтобы снимать жилье и питаться. Но он очень скоро обнаружил, что весь Петербург давно перешёл с ширева на героин. А ведь именно героин в Америке так хорошо успокаивал его воспалённые крэком нервы… Быстро распробовав местный товар, Валерий согрел замёрзшую на тюрьме и чужбине душу, заодно освоился в среде старых знакомых и быстро завёл новых. Все мамины бабки непрерывным потоком под разными предлогами потекли мутной речкой на наркоту. Валеру, конечно, частенько кидали на деньги и стаф, вдруг он оказался в милиции и, чтобы не сесть в тюрьму, оказалось, срочно надо заплатить штраф – незаметно и главное очень срочно передать милиционерам четыре тысячи долларов. Как он помнил по Америке и фильмам, надо попросить у cops один звонок и позвонил, конечно же, маме в Америку.
Мама оплатила все издержки разрыдавшегося прямо в опорном пункте по телефону сына и настоятельно уложила его в платную больницу, а потом на реабилитацию за несколько тысяч долларов, на два месяца санаторной жизни в Зеленогорске. Из Зеленогорска, правда, Валера быстро сбежал, ибо «не мог находиться под одной крышей с наркоманами». Так, кстати, повторялось несколько раз, пока его однажды не нашли в состоянии комы и долго кормили через трубочки. После этого он-таки прошёл реабилитацию и начал ходить на «Анонимных наркоманов». Часто Валера ошивался на группе и днём, так как делать по жизни без наркотиков ему было решительно нечего, вот тогда-то мы и сошлись.