Дурные дети Перестройки

Все шло хорошо. Мама купила Валере телефон Skylink, звонила ему каждый день и выясняла, что он ел и где он находится. Валерочка говорил с ней всегда одинаково грустным виноватым голосом, делал всё, что она ему приказывала как робот, но когда вешал трубку, мгновенно слетал с накрученных мамой бигудей.

* * *

Сделав одну выставку, а потом вторую, сексуально удовлетворившись, Валерий выяснил, что это ничего сильно не изменило в его творческой судьбе. И он обратил свои взоры на Москву.

Сначала он приехал на ярмарку «Арт-Москва» и прямо на стендах начал приставать к галеристам и раскладывать на полу свои работы. Устраивая то ли перформанс, то ли истерику, он собрал вокруг себя несколько человек. Некоторые неосторожно, некоторые со смехом, видимо, чтобы от него отвязаться поскорее, ему что-то пообещали и дали визитки. Это был триумф! На нервной почве Валера для вдохновения разнюхался кокаином и бухнул вискаря. А приехав в Питер, сразу начал морально готовить маму к переезду в Москву и паковать чемодан с негативами.

Однако, внезапно для самого себя, почему-то решил на прощание ширнуться «хмуреньким» и обнаружил себя через две недели не в Москве, а в Питере, на проспекте Просвещения, в торчковой хате уже проторчавшим и подаренный мамой фотоаппарат, и подаренный ей же MacBook и потерявшим её спасительный телефон. А ещё у Валеры была мамина карточка, и он, видимо в каком-то полусне, снял оттуда несколько тысяч долларов и угощал полусгнивших торчков героином на эти деньги неделю, так как не хотел возвращаться в реальную жизнь. Короче, очнулся Валера без денег, с дозой и чувством вины перед мамой, как раньше. Москва временно отложилась.

Он всегда начинал с кокаина, желая взбодриться или находясь на волне какого-то нового приобретения, вещи или девушки, когда всё вроде бы хорошо и любой нормальный человек счастлив. Но ему «чего-то» не хватало, порошок вставлял недостающий пазл, а потом, будучи абсолютно эмоционально неуправляем и дестабилизирован, чтобы сняться, он заменял кокаин героином. Сначала понемногу, а потом и на длительное время, пока в очередной раз не оказывался в реабилитации, например.

* * *

Эффективен как художник он бывал только периодически, в основном, когда курил траву и не употреблял ничего тяжелее пива. Какое-то количество его фотографий того периода остались у меня в коллекции. Черно-белые андрогинные силуэты на грани абстракции, какие-то шумы, надувные игрушки и пупсы, продам как-нибудь дорого, при случае.

Впрочем, он делал и какие-то арт-проекты, я даже по дружбе ему писал тексты к ним, пытаясь одновременно исследовать любопытное Валерино бессознательное. В какой-то момент он сильно привязался ко мне, и даже, когда к нему приехала его мама, познакомил нас. Сказал, что я его спонсор по «Анонимным наркоманам» и помогаю ему оставаться трезвым. Отчасти это действительно было так, поскольку со свойственным мне сарказмом я систематически издевался над Валериными срывами и избалованностью, призывал его к сознательности. И он как будто бы прислушивался, делал работы и проекты, но иногда в сговоре со мной же балансировал свои косяки перед мамой. У неё, как оказалось, возникло ко мне доверие, и она несколько раз даже звонила мне, когда Валера куда-нибудь очередной раз исчезал.

Будучи психиатром и разумной в целом женщиной при определённых средствах, которые зарабатывала в Америке, она понимала, что Валера полностью неуправляем, компульсивен – живёт себе и окружающим во вред. Но, видимо, ничего не могла сделать со своим просторным еврейским материнским инстинктом и сначала избаловала до изнеможения своего младшенького, а потом восприняла его как свою пожизненную ношу. У Валеры в Америке ещё был старший брат, у которого всё было хорошо, с Валерой он не общался.

* * *

У себя в коммуналке, полу-сквоте, с покрашенным красной краской полом, где в одной из соседних комнат ночевало сразу по 15 готов-малолеток, которые периодически резали вены в засранном туалете, маму селить он не стал. Снял для неё квартиру, на её деньги естественно, но приличную, где она остановилась на те две недели, что была в России, чтобы повидаться с ним и потрепать за ушком своего любимого пупсика Валерочку, которому перевалило за тридцать, и которого она не видела несколько лет.

Мама готовила еду и каждый день кормила Валеру супом и котлетами, пила с ним вечерами чай как в детстве, а Валера, беспокоясь только о деньгах и том, что не может свалить по быстрому, ширялся ночью в туалете, то же как в детстве.