Дурочка (Ожидание гусеницы)

– Я… – засуетился Гвидон, к удивлению мужчин снимая пиджак. – У меня нет долларов, но вот… минуточку, – он сосредоточенно занялся манжетами своей рубашки и через несколько секунд стукнул по столешнице массивными запонками. – Они дорогие. Девятнадцатый век.

Крылов посмотрел на запонки, на смешного в своей торжественной серьезности Гвидона. Опять – на запонки.

– Одной достаточно, – заметил он, подкатив к себе запонку. – Побереги другую на следующий спор.

– Да, – кивнул Лепетов. – И начни уже серьезно работать над текстом, чтобы обсудить моменты с автором. Например, из зачитанного только что – первобытный страх несвободы от плача ребенка. Странная конструкция, тебе не кажется?

– Не кажется! – с вызовом заявил Гвидон. – Плач ребенка для мужчины – это навязанная ситуация его обязательной ответственности. За еду, безопасность и комфорт ребенка – вот вам и определение несвободы! Он больше себе не принадлежит. У человечества это отложено на подсознании, как и у животных в отношении своего потомства. Но описать подобное так коротко и емко может только хорошо чувствующий подобное состояние мужчина. Вот почему я считаю…

– Меня не надо убеждать, – с раздражением перебил Крылов, вставая. – Надеюсь, в ближайшие дни автор мемуаров лично посетит издательство. Что касается плача ребенка… Спросишь у нее самой, как она связывает это со страхом несвободы. Много начеркал?

– Извините, что?.. – тоже встал Гвидон.

– Пометки в тексте делал? – полковник показал жестом на мемуары. Гвидон подвинул ему пачку листов через стол.

– Я отмечал места… – начал он, но Крылов опять перебил, листая страницы.

– Вижу. Много восклицательных знаков. И мало вопросительных. Ты плохой редактор, – полковник вернул ему через стол распечатку.

– Что это значит?.. – Гвидон растерянно посмотрел на Лепетова.

– Да… – поднял тот голову и в замешательстве посмотрел на нависающего над столом Крылова. – Что это значит?

– Работать придется по-новому, филолог, – кивнул полковник. – Отстранись от стиля и манеры письма. Ищи нестыковку сюжетных линии, откровенные ляпы и все, что тебе покажется странным.

Мужская стратегия

Дождавшись, когда Гвидон Пушкин, наконец, покинет кабинет, Лепетов достал коньяк и рюмки.

– Ты прочитал? – спросил Крылов.

– Прочитал. Текст тяжелый, много информации и никакого связующего смыслового стержня. Позиция автора агрессивна, но без последствий – ни выводов, ни агитации. Что касается информационной базы, могу сказать одно – я не рискну это печатать без соответствующей директивы. Существуют сроки давности по громким шпионским делам, рисковать своим спокойствием я не готов даже ради большой прибыли.

– Такое возможно?

– Если начнется шумиха в прессе, можно неплохо заработать. Кто у нас выпустил первые разоблачительные мемуары, помнишь?

– Посол… как там его…

– Шевченко. Наш представитель в ООН. Попросил убежища США в 78-ом, в 85-ом там вышли его мемуары. Казалось бы – написал и нехай себе . А у нас – шесть арестов одних только чиновников из Международного отдела за месяц после выхода книги. Генерал Кул, кстати, с позапрошлого года консультирует в Америке сериал о борьбе КГБ и ЦРУ. А после его разоблачительных публикаций было арестовано почти двести человек. Якобы двойных агентов. Не только в Америке и в Канаде, даже в Австралии. Ты только представь – двойные агенты в Австралии!.. Ну и бред.

– Австралия – ерунда, а вот когда у нас выясняется, что генерал-майор Главного разведуправления был агентом ЦРУ!..

– А полковник внешней разведки – агентом МИ-6! – азартно подхватил Лепетов.

– Это – полный провал системы, – подвел итог Крылов.

– Поляков и Гордиевский, кстати, упомянуты в книге Лакрицы. Но больше всего откровений о генерале Куле.

– Говорят, Кул мечтает открыть Музей Шпионажа, – усмехнулся Крылов. – Уважаю. Этот человек любое дело доведет до абсурдного патриотизма.

– Хорошо ему разоблачать нас там, за горизонтом! – заметил Лепетов. – А как эта самая Америка отреагирует на разъяснения Лакрицы, куда делись сто миллионов долларов, выделенные Рейганом в 83-ем на «программу демократии в СССР»? На создание, так сказать, внутренних оппозиционных сил? Мы-то знаем, что за внутренние силы нужно было профинансировать для развала Союза, сами ими были, – он нервно прошелся по кабинету. – Какой человек с образованием тогда не мечтал о демократии и открытых границах? Увидеть Париж и умереть!

Лепетов заметил выражение лица Крылова, сбился, подошел к застывшему полковнику и шепотом спросил:

– Ты что, не читал?..

– Нет, – помотал головой Крылов. – Не читал. Теперь чувствую – придется.

Лепетов задумался.

– Понимаешь, она ничего не говорит конкретно, как бы предлагает варианты отсечения денег от структур, занимающихся переориентацией на Запад. Своего рода патриотический поступок – увести миллионов пятьдесят-шестьдесят от подрывной компании развала Союза. Кстати, у нее в книге это было сработано по методу Хаммера. Это он предложил создавать на Западе подставные акционерные фирмы-посредники, чтобы вытащить деньги из Союза.