Дурочка (Ожидание гусеницы)

В ноябре после ревизии своих ценностей, Лукреция объявила домашним, что на бриллианты им всем можно будет прожить лет пять с прежним размахом – ни в чем себе не отказывая. Или – десять со скромными запросами.

– Я против продажи камней жены, – уверенно заявил Раков. – Со следующего месяца больше не беру у вас денег и начинаю отдавать две трети своих заработков, как мы договаривались. Одна треть – моя, – он выложил на стол фотографии. – Сестра и два брата. Младший в этом году закончил школу. Он последний, кому я должен помочь.

Лукреция и Туся разложили фотографии, жадно осмотрели каждую.

– А где ваша мать? – спросила Лукреция. – Ее нет на фотографиях.

– Спилась, – коротко ответил Раков.

– Лайка, смотри, младший, очень похож на Антона… – с нежностью заметила Туся.

– Я уже видела, – кивнула Аглая.

– Пусть твой брат поступает в Москве, – придумала Лукреция, – жить есть где, и под присмотром будет.

– Моя кровная родня никогда не будет жить с вами. Это не обсуждается. У вас другие ценности и способы выживания. К тому же он уже поступил. В военное училище.

– Ну что ж… Твое дело. – Лукреция разочарованно пожала плечами. – Еще можно продать участок с домом Ционовского. За тем и другим нужен уход, а сил и времени нет. Что скажете?

Туся встала, осмотрела всех и решительно заявила:

– Не надо продавать дом профессора. Если он никому из вас не нужен, отдайте мне. А что?.. Буду присматривать за тобой через забор, когда выгонишь, – кивнула она Лукреции. – Я серьезно. Мне – дом профессора, вам – бумаги из кейса. Звони полковникам, пусть приезжают выкапывать.

Раков затрясся в тихом смехе:

– Браво, Таис!..

Опешившая после слов домработницы Лукреция вздрогнула и переключилась на него.

– Что тут смешного?

– С вами всегда как на войне, честное слово, – покачал головой Раков. – Только расслабишься, как где-то обязательно рванет. Дорогие мои женщины, если я скажу, что светиться владельцам этих счетов очень опасно, вы все только плечиками дернете, да? Заметили? Каждая из вас одинаково дергает левым плечиком на тему «там посмотрим!» и «не твое дело».

– Ты смеешься, потому что тебе Туся уже сказала, где они, так? – начала заводиться Лукреция. – Она всегда была слаба к мужскому полу!..

– Не надо, мама, – строго заметила Аглая. – Тебе она тоже сказала. В больнице у палаты Антона Туся сказала, что и в банке, и в письменном столе со счетами тоже могло случиться что угодно. Я сразу поняла, что они – в банке.

– Ерунда!.. – возмутилась Лукреция. – В каком банке?.. Эти счета раскиданы по десятку банков, только бумажек с цифрами восемь штук! Туся не могла…

– Я понял! – азартно перебил Раков. – Они – в банке! Они в банке с крышкой! Сколько ваши друзья с металлоискателем обнаружили в земле закаточных крышек, Лукреция Даниловна?

– Где?.. – прошептала Смирновская, глядя на Тусю.

– Я закатала их в литровую банку и бросила в яму уличного туалета, – пожала та плечами. – Потом ты яму засыпала. Надеюсь, ваша троица достаточна умна, чтобы выделить Бакенщику его пятую долю. Ради безопасности всех нас.

– Пятую?.. – удивленно посмотрела на нее Лукреция.

– Жене Санитара тоже не помешает к старости подлечить нервы на пляже с пальмами, – заметила Туся.