Душа Ардейла

Барат долго бродил между фонтанами, рассматривая их. Не было одинаковых фонтанов на всей площади. Как пояснил Барату Брамур, вода играет в жизни гномов очень большую роль. Ко всем своим функциям, вода является еще и защитницей от страшных подземных существ под названием Раш. Эти существа не терпели воду и старались места, где была вода, обходить по своим подземным путям стороной.

Потом наступила очередь дворца короля Подгорного народа. Хотя гномы народ свободолюбивый, и преклонение перед чинами у них не в ходу, все же совсем без этого они обходиться не могут. В принципе, королем мог стать любой гном, доказавший, что этот высокий пост ему по плечу. То есть, этот пост был выборным, но пожизненным.

Дворец располагался в отдельном подземном зале. Из Каргерта к нему вели три широченных туннеля. Еще один туннель вел к дворцу от верхних ворот. И если туннели от города особых изысков по части обороны не имели, за исключением башенок у входа и выхода, то туннель от ворот был образцом фортификации. Весь он был усеян бойницами и нишами для метательных машин. В отличие от других тоннелей, этот туннель был извилистым, и за каждым поворотом незваных гостей поджидали коварные сюрпризы. Впрочем, ход, который вел от верхних ворот в город, был не менее оборудован орудиями смертоубийства.

Барат, разинув рот, рассматривал это творение Подгорных мастеров. Посреди огромной пещеры находилась скала. И вот в этой скале и был вырублен дворец. По сторонам большой площади находились, выполненные с изумительным мастерством, скульптуры, изображающие гномов. Гномы были заняты повседневными делами, обыденными, но от этого не становившимися менее важными для процветания. Тут были и рудокопы, и кузнецы, и погонщики. Были гномы, занятые приготовлением пищи и напитков. Были гномы, лечащие своих собратьев. Конечно же, особое место занимали воины. Гномы с арбалетами и у метательных машин. Пешие гномы в панцирях, прикрывшиеся щитами и с секирами наготове.

Барат двинулся было к воротам, у которых стояло двое гномов в полном доспехе, хмуро посматривающие по сторонам. Брамур ухватил Барата за руку:

- Эй, парень. Ты куда это собрался?

- Ну, так, посмотреть… - Барат остановился, и непонимающе смотрел на Брамура.

- Чего посмотреть? - Брамур, уперев руки в бока, насмешливо смотрел на Барата. - Там у нас король сидит. Не хуже, но, впрочем, и не лучше прочих. Во-первых: тебя туда не пустят. А во-вторых: на кой он тебе сдался? У нас тут свое дело есть. Ты случайно не забыл об этом? Пошли! Мы и так уже много времени потратили на эти прогулки.

Брамур решительно повернулся и двинулся в один из туннелей, не обращая внимания, на сбивчивые заверения Барата в том, что он такого еще не видел, и ему хочется, как можно ближе, рассмотреть скульптуры.

Снова начались утомительные переходы по коридорам, улицам и улочкам столицы. Барат думал, что он, за время пребывания в Курхан-Старотсе, привык к большим количествам гномов. Это он ошибался. Вот в Каргерте, действительно, было много всех представителей этого славного народа. Толпы на улицах просто физически давили на Барата. Ему, возвышавшемуся над всеми, постоянно казалось, что море голов колышется вокруг него. А гул голосов звучал надоедливым шумом, от которого начинала побаливать голова.

Но Брамур уверенно двигался вперед, усиленно работая локтями и распихивая встречную толпу. Барат следовал за ним, совершенно не представляя - куда.

Гран-гленд Мартрехт стоял памятником себе. Одной рукой он опирался на рукоять большого молота, а вторая покоилась на наплечнике полного доспеха, возвышающегося рядом с ним. С другой стороны доспех подпирало два гнома подмастерья, чтобы этот долбаный доспех, чтоб его так и этак, не грохнулся в дорожную пыль.

Мартрехту эта процедура, повторяющаяся уже вторую неделю, до смерти надоела. А куда деваться? Надо запечатлеть в веках его гордый профиль. Это, знаете ли, Указ короля. Удостоился на старости лет!

Король решил проявить заботу о выдающихся мастерах, видите ли. Кто-то, шибко умный, нашептал ему на ухо, что он, таким образом, поднимет свой авторитет.

Что думал об этом Указе сам Мартрехт, состоит сплошь из непереводимых и непечатных слов, но вслух он этого, конечно же, не излагал. И вот так, каждый день, он вынужден стоять и потеть, а этот хлюпик - художник, из человеков, высовывая от старания язык, его тут изображает.

Мартрехт настолько осоловел в своей парадной одежде, что не заметил, как подошли двое любопытствующих. Один из них, черты лица, которого, показались гран-гленду знакомыми, вразвалку проковылял к художнику и стал рядом с ним. Оттопырив нижнюю губу, он несколько раз переводил взгляд с Мартрехта на полотно и обратно, сравнивая оригинал с изображением. Художнику, который попытался, было протестовать, мол, мешают создавать шедевр, Брамур, а это был именно он, буркнул несколько слов, после которых протесты мгновенно затихли.

"Что за нахал!", хотел, было возмутиться Мартрехт, но узнал, наконец, своего бывшего ученика, выросшего в доброго мастера.