Душа без признаков жизни

— Мы не выбирали эту жизнь. И не хотим вселяться в вас, но такова наша природа. По-другому не стать высшим. Мы, аталы, не способны быстро накапливать энергию, как другие касты. Но можем ее своровать. А как потрясающе оказаться на планетах манров. Попробовать вашу еду. Полюбоваться природой!

— Я бы с удовольствием показал тебе наша планету, Этель.

— Невозможно.

— Почему? Через портал пройдешь со мной в виде призрака, вы же умеете выходить из тела. Даже создавать порталы умеете. Атрикс ведь…

— Нет, Фел, — перебила Этель, хмурясь и сжимая его шею. — Через создаваемый нами портал, мы посылаем на планету Мрит отголосок себя, вроде того, каким сейчас существует Гламентил, а когда пробиваем путь в человека, то наша душа переносится и выталкивает душу хозяина, или сливается с ней, питаясь энергией. Затем, спустя время, мы либо погибаем вместе с человеком, либо успеваем вернуться на Акхету. Но попасть туда по-другому я не могу. Мы не создаем червоточины, как высшие. У нас иная природа.

— Я попрошу Глэма взять тебя с нами, — не уступал он.

Этель улыбнулась так, что Феликс почувствовал себя дурачком.

— Ты серьезно думаешь, что высшие на такое идут? Они нас презирают! Строжайше запрещено пускать демонов на земли манров.

— Но…

— Феликс, — Этель приложила два пальцы к его губам и пригладила каштановые волосы. — Спасибо, что ты не относишься к нам, как к отбросам. И давай закончим этот разговор. Он внушает ложные надежды. Лучше… займемся чем-то более приятным.

Следующие несколько часов Феликс дрейфовал на волнах женских ласк, забывая, что время существует. Здесь — в каюте капитана — оно текло слишком быстро, и дни пролетали незаметно. Он не хотел заканчивать плаванье. Сейчас — он жил.

Вспотевший после секса Феликс вышел на палубу, чувствуя гнетущую пустоту. Ветер приятно остудил разгоряченную, влажную кожу, зашевелил волосы на макушке. В голове вдруг зародился вопрос.

Что если остаться? С Этель. Будут вместе бороздить океан, а ночью заниматься любовью.

Бурлящие волны насиловали деревянную кайму борта, а в легкие проникал морской бриз. Феликс сел на носу корабля. Рядом Андриан и Гламентил обсуждали план бегства с Акхеты.

Вчера он наблюдал, как Андриан рыбачил, целясь гарпуном в воду, и после десятки неудачных бросков поймал серую метровую рыбину, однако Тристану пришлось его разочаровать словами: она ядовита. Всё на этой планете — либо ядовито, либо отвратительно. Тогда парень забросил идею нормально поесть, и Феликс слушал, как они с Гламентилом ворковали о Марлин. В раздражении чуть не накинулся на Андриана.

Он так и не простил ему роман со своей женой. А как простить?

Картина их любовных утех терроризировала мозг.

«А я здесь. Трахаю твою жену», — снова пронеслось в голове, одновременно с бурным желанием дать парню пинка и сбросить в кипящее море. На корм местным водяным!

До сих пор не хотелось верить, что Андриан так поступил. Но с чего бы ему отказывать себе? Марлин сама кинулась в объятья и, более того, рядом с Андрианом выглядела счастливей, чем обычно.

«Ты мертв, — говорил себе Феликс, — она имеет право спать с кем захочет, она не знает, что новый любовник твой убийца. Не знает, какая он паскудная мразь. Но ведь Андриан спас меня. Нет — лучше бы он дал мне сдохнуть!»

Феликс безмолвно наблюдал за Андрианом, пока тот не замахал руками, подзывая к себе.

— Я нашел съестную жратву, — сказал парень, протягивая кусок жареного мяса, который, к удивлению Феликса, не отдавал зловонием, как остальная местная еда. Феликсу несколько дней скручивало живот от голода. Сейчас он почти захлебнулся слюнями. Андриан продолжил, слегка поутухнув: — Не мраморная говядина, конечно, но съедобно. Я уже затрахался целый день блевать!

— Зато ты теперь знаешь, что блевать у наветренного борта — плохая идея, — засмеялся Феликс, вспомнив, как Андриана обрызгало собственной рвотой.

Гламентил тоже расхохотался, сверкая в темноте пламенными зелеными радужками. Ночь струилась между мужчинами, текла по серым парусам, и Феликс начинал чувствовать себя кротом под землей. Он старался разглядеть что-нибудь у берегов. Но ничего… Только очертания скал и пустошей.

Город показался на следующее утро.

Феликс уснул пьяный у стены на нижней палубе — с кружкой горькой выпивки в руке, — он очнулся, ощутив, как чей-то сапог ткнул под ребра.

— Подымайся, алкаш, прибыли, — усмехнулся Андриан.

Почти слепой от злости, Феликс ощетинился и возжелал размазать парню физиономию, но, поднявшись на верхнюю палубу, остыл.

Могучий утес прорезал влажный туман. С берега прилетел гулкий вой и шум бьющихся о камни волн.

Пока корабль швартовался, Феликс ахнул, разглядев, что это не просто гора. В ней выбиты двери и окна. Центральный вход — разверзнутая пасть черепа. Глаза каменного чудища святятся оранжевым пламенем в вечной ночи, пробуждая помесь ужаса и восторга.

— Добро пожаловать на Утёс Черепа, — презентовал один из матросов.