Феликс вцепился в плечи Андриана, и осознал, что это правда. Он жив. Снова жив. Вновь человек. Неужели ему решили подарить еще немного времени в этом теле? Зачем? Не веря своей удаче, Феликс нарисовал в мыслях каждый следующий шаг: он вернется домой, помирит Андриана и Марлин, станет заниматься бизнесом и заживет в удовольствии.
— А кто с меня ботинки стянул? — спросил Феликс, осматривая свои босые ноги; пальцы отмерзли в этой заиндевелой пещере.
Он заметил обувь в руках у Больдо.
— Извини. Я думал, что ты сдох. Вещи, созданные Прародителями, чудесным образом не промокают и не портятся. Короче, мне не стыдно.
Феликс вздохнул. Андриан помог подняться на ноги. Мужчины спустились с платформы, но она вдруг затряслась, как при девятибалльном землетрясении. На месте знака каст появился золотистый кинжал.
— Рано радуетесь, друзья мои, — процедил Больдо, качая головой.
Еще до первых слов Прародителей, Феликс осознал, что это значит.
— Жизнь в материальном теле единственна и уникальна. Она даруется при рождении на планете только один раз, — возродилось многоголосое эхо. — Обреченный плотью должен встать на святилище и погибнуть. Иначе душа его будет проклята и уничтожена за обман Прародителей.
Андриан вытаращил глаза на Феликса, но тот лишь улыбнулся ему, похлопал по плечу и зашаркал обратно на платформу.
Парень намертво вцепился в рукав и потянул назад.
— Нет! — закричал Андриан. — Я хочу, чтобы ты убил — меня. Они не уточняли, кто именно должен умереть. А значит, это должен быть — я.
Больдо раззявил рот, а Феликс опять улыбнулся.
— Что?
— Ты можешь вернуться и прожить жизнь, которую я у тебя украл. Это я должен умереть. Это единственный правильный поступок, который я смогу совершить.
Феликс покачал головой и обхватил плечи Андриана.
— Нет. Ты, кажется, говорил, что отец бросил тебя в детстве? Оставил ни с чем. Знаешь, будем считать, что я твой отец. Всё передал по наследству. А мне… пора...
— Ты стал мне другом, Фел. Я хочу искупить вину. Проживи полноценную жизнь, заверши то, что не успел и умри в старости, чтобы со спокойной душой вернуться в Обитель.
Феликс замер.
«Ты всегда был моим единственным настоящим другом, Андри», — подумал он.
— Андриан, — медленно выговорил Феликс. — У меня осталось лишь одно незавершенное дело. Я хочу увидеть, что вы оба счастливы. Ты и Марлин. Не ты забрал мою жизнь. Ее забрала череда моих поступков. А сейчас ты предлагаешь мне украсть твою жизнь. Этого не будет, Андри. Возвращайся домой. — Феликс взял со святилища и вложил в руки парня церемониальный нож. — И сделай то, что освободит мою душу. Сделай это снова.
— Марлин никогда меня не простит.
— Расскажи ей правду. Поведай всё о своем прошлом, что не поведал бы самому богу, но главное — объясни, почему ты так поступил. Она простит. В этом вся Марлин. С ней можно быть самим собой. Любым будет тебя любить. Настоящим. А тебя определенно есть за что любить, Андри, поверь мне. Ты ей очень нужен.
— Значит… прощаемся?
Феликс кивнул и поднялся по ступеням святилища, но Андриан подскочил к нему и обнял так крепко, что затрещали кости.
— Обещай, что мы встретимся в Обители, — прошептал Андриан, пока его малахитовые глаза слезились и переливались в свете пламени.
— Обещаю. Давай. Не томи меня. Я уже готов разрыдаться от твоего взгляда. Одного рыдающего мужика Больдо стерпит, но двое — перебор.
Феликс захрипел, почувствовав невыносимую боль в сердце и тепло своей крови.
ГЛАВА 33.1. Стас. Плато зарождений Обители.
Бежевые камни звучно хрустели. Желтая луна отражалась на влажных листьях алмазным блеском, игралась с тенями и освещала путь.
Стас и Лилиджой шли одни, вдыхали запах бордовых кипарисов и сиреневых гортензий. Дорожка змеилась под их ногами. Справа бурлила золотистая река — ее воды тянутся через всё плато, питают корни деревьев, а путь держат как раз оттуда, где находится червоточина, где обрывается земля, где скалы свистят под натиском ветра. Портал здесь лишь один. Через него Стас и прибыл.
Когда он стоял на уступе, между скалами виднелись другие острова. Плато остальных каст. Совсем неподалеку друг от друга, будто отколотые пазлы.
В руках Лилиджой скворчал огонек: карликовый, но яркий, как пять лампочек.