Душа без признаков жизни

— О, не стоит скрывать своих чувств, Андри, но тебе стоило бояться моих… С днем рождения!

Звук выстрела взорвался в ушах.

Марлин сдавленно закричала, закрывая рот. Стас сглотнул. Оглянулся на Андриана. Друг держался за грудь, ноги его подкашивались, между пальцев скользила алая кровь. Андриан упал на колени с пустыми стеклянными глазами.

Взгляд его обратился к Марлин. Она поджала губы, захлебываясь слезами, и их общая боль разодрала Стасу горло, ослепила и вывернула наизнанку.

Андриан рухнул на пол.

Кира отвела пистолет в сторону.

Стас ринулся к Марлин.

Нет, нет, нет! Только не ее!

— Хорошо вам потрахаться на том свете! — криво улыбнулась сестра, нажимая на курок.

Стас вцепился в Марлин на последнем слове.

Кира выстрелила.

Боль пронзила плечо — внезапная и режущая, — она потянулась щупальцами по телу. Пуля попала. Но не в Марлин. Из глотки вырвался крик. Стас обернулся на сестру, продолжая закрывать собой съежившуюся Марлин — она громко рыдала.

Кира выронила пистолет. Стасу показалось, что сестра одними губами попросила прощения.

Марлин вырвалась из объятий и поползла к Андриану. Она стиснула голову друга ладонями, роняя слезы на смуглую кожу. Дрожащими пальцами нащупала его пульс. И истошно завопила, царапая ногтями собственные руки.

Держась за кровоточащую горячую рану на плече, Стас не чувствовал боли от разорвавшей его пули.

Он осознал, что Андриан — мертв.

ГЛАВА 37. Феликс. Шпиль Трибунала

Судьи Трибунала выбираются серафимами,

курирующими Обитель. Однако судьи-кочевники

могут быть выбраны Советом Старейшин

среди благочестивых херувимов.

«Сердца Обители: реалии и заблуждения»

Джангернау, Старейшина Трибунала

Газон, раскисший от полива, возлегал вечным сном. Среди зеленой шерсти резвились тысячи голубых бутонов, лавиной растекшихся вокруг башни, что названа — Шпиль Трибунала.

Башня так высоко уходит в шелковое голубое небо, что ее шпиль теряется в кучерявой пушнине облаков. Но все знают: бриллиантовый шпиль увековечен флюгером со скульптурой Прародителей, а в руках отцов — манускрипт Древнего Закона. Закона, по которому вот уже миллионы лет члены Трибунала вершат судьбы душ Обители Джамп.

Феликс чувствовал себя, как облака, разрезаемые шпилем.

Пучки набухшей ваты летят и не остановятся перед гибелью о стены башни, летят, чтобы никогда не вернуться. Если всё пойдет не по плану — сегодняшний день станет последним и для Феликса.

Нога ступила за золотые ворота.

Жизнь раскололась на «до» и «после».

Пути назад нет. Ему не сбежать. Рядом бряцают сапогами стражи. Руки не заковали и на том спасибо. Кто-то здесь еще доверяет Феликсу. Или Августину? Нет, лучше остаться Феликсом. Слишком много он пережил в этом теле, чтобы с ним расстаться. Феликс не знал, в чем его обвиняют. Зато знал — кто. И, войдя в зал судебного заседания, он увидел Дариса — в черной мантии с красными вставками, — окруженного своей свитой: Рэдом и Блайком. Там же стоял и Волаг — король планеты Акхета. И Астафамон — король Андакара. Однако Феликса волновал лишь один союзник Дариса, который стоял, опустив глаза в пол, из-за кого так сильно сдавило грудь, что не вздохнуть.

Этель.

В изысканном светло-вишневом платье и с рубиновыми волосами, зачесанными к лицу, видимо, чтобы не смотреть в глаза «любимому».

Дарис, увидев Феликса, даже не шелохнулся. Спокоен, как величественные скалы, что сокрушают волны и заостряются дикими ветрами. Да, наставник всегда таким был. И он многому Феликса научил. А теперь желает его смерти? Какая гадкая ирония.

Феликс сдержался, шествуя по гладкой ковровой дорожке, под равнодушным взглядом разноцветных глаз. Желчь обжигала. Хотелось вцепиться в горло наставника и вырвать ему кадык. Всё равно не умрет. Так хоть помучается минуту-другую.

В зале пахло можжевельником, зеленым чаем и ладаном. Дребезжал непрерывный гомон — судьи громко спорили. Кажется, большинство из них несогласно с арестом Феликса. Это обнадеживало.

Двенадцать херувимов Трибунала. Они восседали на тронах из сияющего золота и серебра, в длинных белых рясах, на головах — хрустальные венцы, украшенные драгоценностями. Феликс вспомнил судью Рафаила. Местный председатель. Его престол располагается на центральном возвышении.

По правую сторону зала щебетали тридцать три присяжных заседателя: маны — в золотом, сварги — в зеленом, ракшасы — в оранжевом и красном, а парочка асуров — в фиолетовом. Каждый одет в цвет своей касты, в цвет своей ауры.

Никого из них Феликс не помнил. Память после перерождения не возвращается полностью, для этого Прародители и придумали Исток подсознания.

Величественные часы за престолами чикнули и гулко забились. Феликс ахнул. Он, наконец, заметил у трибуны обвиняемого преступника.

Гламентил!

Вторая трибуна предназначалась Феликсу.

В разуме заискрились догадки. Это из-за того случая со Стасом?