Душа без признаков жизни

Стас жадно целовал и прижимал так плотно, что перекрывало воздух. Несколько раз она отталкивала его и садилась сверху. Он менял позы, но возвращался к тем, которые давали ему прижиматься плотнее; и с каждым движением Марлин всё мощнее накрывало волнами его горячей энергетики.

С этим парнем всё казалось особенным. Острым. Ярким. Насыщенным… Неконтролируемые эмоции. Она хотела его и не знала, как противостоять себе.

И нужно ли?

Марлин заизвивалась под ним и со всхлипами наслаждения пронзительно закричала. В ушах звенело. Стас сделал последний толчок, больно вонзаясь пальцами в кожу, и с хриплым стоном излился.

Когда мышцы расслабились, парень прижался к ней. Марлин чувствовала, как колотится его сердце, как он пытается выровнять бешеное дыхание, как мужская ладонь медленно проводит по ее груди.

Они долго и молча лежали перед камином, вдыхая аромат тлеющих дров, прежде чем парень заговорил первым:

— Я так и не понял… Ты меня любишь? Или просто сплюнула слова в порыве страсти? — спросил он, смеясь и обвивая Марлин руками.

— Кто знает...

Она ехидно улыбнулась и потянула Стаса за черные волосы, заглянула в синие радужки, закипевшие морской бурей.

— Мэри, — прошептал он и нахмурился, — я первый раз в жизни, твою мать, сказал что-то серьезное. Я не шучу. Хочу… я хочу... Ты выйдешь за меня?

Марлин захлопала ресницами и расхохоталась.

— Куда? На стрелку? На работу? На дело?

Стас картинно закатил глаза и сильно укусил ее за плечо. Она взвизгнула, захохотав пуще.

— Очень смешно, — запричитал он, откидывая со лба потные волосы. — Никогда бы не подумал, что влюблюсь в мегеру. Но... ты именно та, кто мне нужен. Любовь к тебе, Мэри, заставляет меня думать не только о себе. К тому же... я не позволю кому-то другому прикасаться к тебе. Больше не позволю... — Стас сжал ее бедра, снова закатил глаза, словно в раздражение от того, что приходится поведать о чувствах вслух и прорычал: — Господи, просто скажи — да, и не выделывайся!

— Если перестанешь называть меня мегерой, Мэри и пекинесом, то я подумаю о твоем предложении.

Марлин поцеловала рассмеявшегося Стаса, и он с многозначительной ухмылкой прошептал:

— Слу-у-ушай… а у тебя, случайно, нет красной юбки и белой блузки, м? У меня тут одна мысль закралась…

ГЛАВА 39. Андриан. Святилище Обители

Древо жизни — древнее, разумное растение.

Первооснова Обители. Страж жизненного цикла.

Оно связано с рощей на плато зарождений по другую

сторону планеты, питает землю своей энергией

и даёт силу душам: как новым, так и желающим

стать дэвами. Из плодов создают напиток для грааля.

Однако в сыром виде — плоды ядовиты.

Говорят, древа жизни умеют общаться друг

с другом, хотя и находятся в разных галактиках.

«Последний танец Вселенной»

Лиситис, Старейшина Трибунала

— Ты идешь? — полюбопытствовал Феликс, одетый в церемониальную золотую мантию.

Подбородок судьи вздымался вверх. Карие радужки, как горький шоколад. Лоб украшал обруч, сияющий белоснежными эмалевыми росписями. Подол переливался в солнечных лучах и резвился в теплом ветре.

Висячие сады благоухали клевером, сладкой вишней и цитрусом. Люди гуляли меж деревьев. А лица их источали радость. Пусть и недолгую — Обитель пребывала в страхе перед восстанием демонов, — но здесь они чувствовали себя в безопасности, чувствовали себя счастливыми. Все, кроме Андриана.

Его сердце сочилось томительной болью, он наблюдал за Марлин и Стасом — через большое овальное зеркало.

Дерево катальпы шелестело сердцевидными листьями. Два близких Андриану человека нежились в прохладных объятьях кремового навеса. Целовались. Стас шептал Марлин на ухо.

Как быстро они его забыли? Сколько времени прошло? Год? Андриан не помнит. На их пальцах — обручальные кольца: светятся, искрятся, выжигая колкими лучами дыры под сердцем Андриана.

Вода в каменном бассейне — под зеркальным порталом — резвилась хрустальными волнами. Теплая, почти парная. Андриан сидел на бортике и перебирал синюю жидкость кончиками пальцев, словно горячий песок. Аромат роз кружил над водой. На кувшинке кокетничали две фиолетовые лягушки.

— Это странно, что я всё еще люблю ее? — обрел он, наконец, дар речи.

Феликс недоуменно застыл, повел бровью в раздумьях.

Сиренево-розовая дымка восхода размыла залубенелое лицо судьи, и Андриан осознал, что просидел в садах всю ночь.

Он не заметил.