Лидаэль уже что-то бормотала, помогая себе жестами. Понятно — не хотела рисковать, самые действенные чары — по-прежнему те, что налагаются при помощи жеста с инкантацией. Могущественнее их только рунные с символьными, но они грозят сильной отдачей, если маг зацепит что-то по-настоящему опасное. Были мастера, что умели обходить это неудобство, но Лидаэль к ним пока что не относилась.
Сам Аратарн всему предпочитал боевые заклятия, тонкие и сложные конструкты настоящих дозорных чар давались ему с трудом. Настоящих — в смысле на скрытые магические угрозы, а не просто на монстра, что попытается полакомиться спящими у походного костра.
Пришлось, в общем, постараться. Жесты у него получались грубоватыми, недостаточно отточенными; отец Лидаэли не преминул бы, наверное, ехидно заметить — «да где ж тебя такому учили?».
Именно, что нигде и не учили. Сам набрался.
Сторожевые чары у Аратарна вышли не просто так, а какими-то смахивавшими на пауков серебристо-призрачными тварюшками, что сноровисто расползись во все стороны. Собственно, он слепил их прямо из силы, послав в дозор — пусть смотрят.
Лидаэль меж тем закончила свои манипуляции и вдруг резко схватила его за руку — как встарь, словно они вновь сражались с настигающей их Ордой возле неприступных серых скал Ар-ан-Ашпаранга, в самую первую их встречу.
И, как тогда, сила их двоих несказанно превзошла мощь каждого по отдельности.
Песок задрожал, тут и там закружились пылевые вихри. Пока невысокие, едва по колено, но сын Губителя чувствовал — это только начало. Сила втягивалась в песок, он пил её жадно, словно пустыня внезапно пролившийся на неё дождь. Ладонь Лидаэли подрагивала в руке Аратарна, тёплая, живая, родная, и он вдруг подумал, совсем некстати и не к месту, как же ему не хватало этого тепла, этой удивительной, возникающей только когда они вместе, силы, способной сносить горные вершины и повергать во прах армии.
Пальцы Лидаэли сделались из тёплых горячими, из горячих — раскалёнными. Сила так и текла, пронзая песок множеством незримых игл, и каждая тянула за собой бесконечную нить, чутко отзывавшуюся на любую дрожь магии.
— Есть! Есть! Отец, в глубине — двадцать локтей — средоточие!..
Разбежавшиеся и притаившиеся паучки Аратарна враз подняли тревогу. Сила пробудилась, дрогнула, медленно и неотвратимо поднимаясь на поверхность.
Тёмная, глухая, мрачная.
Это Аратарн ощутил сразу.
Безумная надежда — а вдруг это отец?! — вспыхнула и тотчас угасла.
Нет. Не он.
Горджелин резко выдернул посох, вскинул наперевес, словно самый обычный шест в руках деревенского драчуна. Ровное течение силы мигом исчезло, сменившись бушующим хаосом.
Что-то поднималось из песчаного лона, медленно и торжественно, ни от кого не скрываясь.
— Ко мне! — гаркнул Снежный Маг.
Лидаэль с Аратарном не разжали рук, хотя сыну Губителя казалось — он сжимает в ладони раскалённый докрасна слиток.
Вот дрогнул и вздулся горбом жёлтый песок. Вот он раздался в стороны, и на поверхности появился иссиня-чёрный куб, не из камня, дерева или какого-то иного материала, но куб идеальной тьмы, сплошной, непроглядной — и не отбрасывающей тени.
Солнце померкло, словно кто-то накрыл небо исполинским закопчённым стеклом. Тьма расползалась от чёрного куба, растекалась волнами, затопляя песчаную пустошь, а над самим камнем поднималась, точно вырастая из него, призрачная тёмная фигура, колышущиеся покрывала мрака, посреди которых угольями горели два алых глаза.
Горджелин не выдержал — зарычал.
— Давненько не виделись, Снежный Маг, — пронёсся над песками бесплотный шёпот, тень качнулась, глаза вспыхнули ярче. — Забыл меня, да, Горджелин, двоюродный брат мой?
— Чёрный… — выдохнул Равнодушный[3]
.Лидаэль охнула. Аратарн ссутулился, встряхнул кистями рук. «Сейчас будет славная драка», — мелькнула мысль.
— Вижу, вы меня помните. Рад, рад, признаюсь, рад. Давненько поджидал, что и говорить.
— Поджидал? — мрачно переспросил Горджелин. — Ровно кот ничего не подозревающую мышку? Для чего и зачем, позволь узнать? И, значит, это всё, — он качнул посохом в стороны, — твари Междумирья, Дикий Лес, бродячие скалы — твоих рук дело? Но зачем, чего ты хочешь?
— Сколько вопросов сразу, — усмехнулся призрак. — Конечно, моих. Чьих же ещё? Много ты знаешь чародеев в Большом Хьёрварде, способных на такое?
— Не знаю ни одного, — буркнул Горджелин. — Так что ты затеял здесь, воплощение Тьмы? Отчего ты не со своим Поколением? И отчего не явился прямиком в мой замок, если искал встречи?
— Я ждал, потому что вы должны были быть готовы. Потому что должен быть готов и я. Тьма — великая пророчица, всё, чтобы было, есть, и будет отражено в Ней — или памятью об уже свершённом, или предсказаниями о том, чему только суждено свершиться. А что до Поколения… Мои наставления им слишком скучны. — Тень на вершине куба пожала плечами. — Я избавил их от крупных неприятностей — что поделать, родная кровь, как-никак! — но они ещё не готовы, чтобы я учил их дальше. Должны подрасти. К тому же у нас есть куда более срочные дела, Равнодушный.