Душа Японии

Однажды старик явился с просьбой об услуге. Кажется, это был канун японского Нового Года, когда всем нужны деньги, по причинам, объяснять которые было бы слишком долго. Старик просил N. ссудить ему под залог одной из сабель — кажется, длинной — небольшую сумму. Оружие было роскошное, и купец, оценив его, без размышления дал старику взаймы требуемую сумму. Чрез несколько недель старик уже был в состоянии выкупить свою саблю. Что было причиной последующего рокового исхода, никто не мог бы сказать, — быть может, нервы N. были расстроены... Как бы то ни было, но в один прекрасный день он очень рассердился на старика, который на гневные слова отвечал лишь улыбкой и киванием головы. Это еще более разожгло гнев купца, и он разразился потоком обидных для старика слов. Но старик только улыбался и кланялся. N. в бешенстве выгнал его из комнаты; но старик продолжал улыбаться и кланяться. Тогда N., потеряв всякое самообладание, в порыве слепого раздражения ударил старика... Но вдруг N. похолодел от ужаса: большая сабля мгновенно обнажилась и блеснула перед его глазами, а старик внезапно помолодел... Лезвие же японской сабли очень остро, и значение его роковое: одно мановение умелой руки — и голова противника летит с плеч. Но каково было изумление N., когда старик с ловкостью искусного воина быстро снова вложил саблю в ножны, повернулся и вышел из комнаты.

Пораженный N. задумался глубоко... ему вспомнились различные милые и трогательные особенности старика: его скромная простая сердечная доброта, услуги, которых никто не требовал и не ценил, его безусловная честность... N. почувствовал что-то вроде стыда, но постарался утешить себя тем, что то была вина самого старика: «Какое он имеет право смеяться мне в лицо, когда я сержусь?..»

Он даже решил извиниться при случае...

Но этот случай никогда не представился больше, потому что в тот же вечер старик по обычаю самураев совершил над собою «харакири».

В безукоризненно написанном письме он изложил причины, побудившие его покончить расчеты с жизнью: получить незаслуженный удар, не отомстив за позор, — это оскорбление, которого самурай пережить не может. Он получил такой удар, и при других условиях, конечно, отомстил бы за позор, — но тут обстоятельства были особые: самурайский кодекс чести запрещает обнажать саблю против человека, которому она в минуту нужды была заложена за деньги. Итак, не будучи в состоянии воспользоваться саблей, чтобы отомстить за обиду, ему ничего не остается, кроме благородного самоубийства...

Чтобы смягчить тяжелое впечатление, вызванное этим рассказом, я предоставляю читателю вообразить, что N. действительно был глубоко огорчен и великодушно позаботился о судьбе родственников покойного. Но пусть читатель не думает, чтобы N. когда-либо мог понять улыбку старика — улыбку, вызвавшую обиду и роковой исход.

Чтобы понять японскую улыбку, необходимо проникнуть в древнюю, самобытную жизнь японского народа. В зараженных современной культурой привилегированных классах ничему не научишься. Глубокое значение расового различия с каждым днем возрастает под влиянием цивилизации.

Вместо того чтобы увеличить обоюдное понимание, она увеличивает пропасть между Западом и Востоком. Иностранцы, наблюдавшие японцев со стороны, придерживаются того мнения, что причина этого отчуждения — чрезмерное развитие некоторых качеств, например, врожденного материализма, еле заметного в низших классах. Это объяснение меня не совсем удовлетворяет, но одно несомненно: чем образованнее по нашим понятиям японец, тем дальше он от нас душою. Под влиянием новой культуры характер его кристаллизовался во что-то своеобразно непроницаемое и жесткое по западным понятиям. По-видимому, душою японский ребенок нам гораздо ближе японца-ученого, крестьянин — ближе государственного деятеля. Между культурным, высокообразованным современным японцем и западным мыслителем нет созвучия интеллектов. Вместо симпатии мы в японце находим по отношению к нам лишь холодную корректную вежливость. И кажется, что то, что в других странах способствует развитию души, здесь — как это ни странно — подавляет его. Мы, на Западе, привыкли думать, что чутко и высоко настроенная душа — следствие развитого интеллекта. По было бы грубой ошибкой применять этот взгляд и к Японии. Даже в школе учитель-иностранец чувствует, как с каждым годом, переходя в высший класс, ученики удаляются от него; в высших учебных заведениях пропасть разрастается еще быстрее, и к поступлению в университет или другое высшее учебное заведение между студентом и профессором устанавливаются только официальные отношения. Эта загадка может быть до некоторой степени физиологическая, требующая научного объяснения. Но разгадку ее прежде всего следует искать в жизненных привычках, унаследованных от предков, и в фантазии, насыщенной представлениями из тьмы глубоких времен. До дна исчерпать этот вопрос удастся лишь, ознакомившись с его естественными причинами, а это не так-то просто.