Однажды ночью мы ныряем с берега. В темноте я теряю нашу группу и по ошибке присоединяюсь к другой. Я возвращаюсь к пирсу, растерянная и разочарованная тем, что мне придется прервать погружение. Но Роб и Дорис возвращаются за мной. «Поплыли искать осьминога!» — предлагает Роб. Он берет меня за руку и освещает фонариком рыбу-ежа, способную раздуваться в огромный шар с ядовитыми шипами, если ее потревожить; кузовка с двумя рожками на голове, как у вола; призрачного атлантического ската-хвостокола, лежащего на песке, как вдруг Роб сжимает мою руку, и свет его фонаря озаряет кое-что еще. Сначала я думаю, что Роб указывает на толстую оранжевую морскую звезду. Но затем из расселины в мертвом коралле начинает просачиваться что-то мягкое, красновато-коричневое, постепенно разворачивая свои восемь щупалец с белыми присосками… Это осьминог! Он смотрит на нас удивленными глазами: его раздражает наш свет — он становится пунцовым и мгновенно исчезает в своей норе, как вода в сливной воронке.
Во вторник 7 ноября Франсиско объявляет нам, что сегодня наша группа будет нырять в месте, известном как «Колумбийская кирпичная стена». Это риф на склоне глубокой подводной ямы у южной оконечности острова, о котором в путеводителе написано следующее: «Гигантские коралловые колонны вздымаются над белоснежным песком и спускаются вниз по пологому склону, сменяясь террасами». Этот участок славится огромными грибовидными кораллами, горгонариями, губками, актиниями и другими морскими гигантами.
«В той точке, где мы начнем погружение, на дне лежит много кирпичей и один якорь, — продолжает Франциско. — Мы встретимся внизу, проплывем через шельф и спустимся во впадину. Там есть подводные скалы, некоторые из них с навесами. Затем мы подплывем к стене — в этом месте любят собираться черепахи, акулы, скаты. На прошлой неделе к нам присоединились двадцать пять больших дельфинов. Иногда там можно увидеть десяток лобстеров».
«Мы будем нырять на глубину до 25 метров. Если вы чувствуете, что течение слишком сильное, держитесь поближе к рифу. А когда начнете подъем, дрейфуйте по течению».
Дорис ныряет первой, я следую за ней. Но на глубине трех метров у меня начинают болеть уши. Я немного поднимаюсь и пытаюсь продуть их, но это не помогает. Я вижу, что остальные уже на дне. Я пытаюсь опуститься, но боль усиливается. Я сигнализирую Дорис и Робу, что у меня «проблема с выравниванием давления в ушах».
Роб показывает мне несколько приемов: наклонить голову к одному плечу, потом к другому. Выдохнуть через нос, не зажимая его. Всплыть повыше и попробовать еще раз. Но ничего не помогает, и это неудивительно: вчера я совершила три погружения, одно из них — самое глубокое в моей жизни, на 25 метров, а сегодня утром забыла впрыснуть свой обычный противоотечный спрей.
Мы с Робом всплываем на поверхность. «Насколько сильной может быть боль в ушах, чтобы все еще можно было нырять?» — спрашиваю я. «Лучше не рисковать», — советует Роб. Я размышляю: завтра нам предстоит ночное погружение с катера — это лучший за всю поездку шанс увидеть осьминогов. Я не могу позволить себе его пропустить.
Команда помогает мне забраться на катер. Я чувствую себя несчастной. Проглотив таблетку «Судафеда», я сажусь на скамейку, сжимаю свои предательски ноющие уши руками в надежде, что мое состояние улучшится за полтора часа, к моменту, когда начнется следующее погружение.
Я думала, что время будет тянуться бесконечно, но оно пролетает почти мгновенно. В морских глубинах тяжелая и вязкая соленая вода словно замедляет течение времени. Даже когда я просто погружаю руки в аквариум к Октавии или Кали, оно начинает течь с другой скоростью. Возможно, рассуждаю я, именно так мыслит сам Творец — размеренно, плавно и непрерывно, как течет наша кровь, а не как выстреливают наши синапсы. На суше мы думаем, движемся и живем как непоседливые дети или подростки, которые постоянно мечутся между своими гаджетами, однако никак не могут сосредоточиться на чем-то одном. Но океан заставляет всех замедлиться, стать более сосредоточенными и осознанными, при этом наделяя вас головокружительной гибкостью. В воде вы приобретаете грацию и силу, которых никогда не испытаете в воздухе. Погружаясь в океан, вы словно попадаете в чертоги необъятного, неизведанного подсознания нашей планеты. Вы подчиняетесь его глубинам, давлению воды и течениям, что дарует вам одновременно и смирение, и потрясающую свободу.
Через полчаса мои друзья уже появляются на поверхности, а моим ушам ничуть не полегчало. Я узнаю, что у Майка, одного из членов нашей группы, также были проблемы с ушами, но он все равно совершил погружение. Теперь у него идет из носа кровь, и ему придется пропустить следующий заплыв. Он, как и я, расстроен.
Франциско начинает инструктаж: наши друзья — без нас с Майком — будут нырять в лагуне Национального парка Чанканааб, которая славится своими лобстерами и рыбами-жабами.
— А еще мы можем встретить зеленых морских черепах, — говорит он.