По мнению Маркузе, Сартр ошибается, когда трактует абсурд как онтологическую, а не историческую категорию. Вследствие этого он впадает в идеалистическую интериоризацию свободы, понимая её как нечто противоположное гетерономному миру. И несмотря на все его революционные декларации, политическая позиция Сартра и его философия полностью противоречат друг другу. Соотнося свою идею «свободы для себя» с гегелевским
В одном из наиболее значительных сочинений Маркузе, книге «Разум и революция», мы читаем следующее:
Рабочий, отчуждённый от своего продукта, отчуждается и от себя самого. Сам его труд ему больше не принадлежит, и тот факт, что он становится собственностью другого, свидетельствует об экспроприации, затрагивающей саму
Здесь Маркузе затрагивает две совершенно самостоятельные проблемы, но подходит к ним так, как если бы речь шла об одной-единственной проблеме. Первая проблема – это развитие возможностей человека (имеющих материальное обоснование в общественной и технологической истории противостояния между рабочими и капиталом) и вторая проблема – самореализация человека.
Первый вопрос носит вполне конкретный и материальный характер; второй же, напротив, идеалистический, эссенциалистский характер. Кто может объяснить, что такое сущность человека? И кто может рассказать, что такое труд «в своей истинной форме»? Разве труд рабочего в условиях капитализма это не труд «в своей истинной форме»? Определяет ли истинная форма труда человеческую сущность?
В тот же период Сартр, со своей стороны, развивает критику диалектического, объективистского и, в конечном счёте, идеалистического материализма. По утверждению Сартра, диалектический материализм, действуя при этом совершенно в духе гегелевского идеализма, подменяет
В своей работе «Критика диалектического разума» Сартр, в противовес диалектической концепции отчуждения, утверждает, что отчуждение – не что иное, как присущая другости модальность, конститутивная форма социальных отношений и человеческого как такового: