Душа за работой: от отчуждения к автономии

Область желания неизменно находилась за пределами капитала и притягивала к себе те силы, которые стремились дистанцироваться от власти капитала. Совершенно противоположное произошло в новой инфо-производственной реальности «новой экономики»: желание притягивает энергию индивида к предприятию, к самореализации через труд. Более того, складывается такое впечатление, будто за пределами экономического предприятия, за пределами производительного труда и бизнеса не существует вообще никакого желания, никакого жизненного порыва. Если капиталу и впрямь удалось вернуть себе утраченную было психическую (а также идеологическую, да и экономическую) энергию, то это благодаря тому, что он сумел вобрать в себя творческое начало, желание, индивидуалистическую либертарианскую устремлённость к самореализации.

Прозак [4] -экономика

В 1990-х годах в эпоху, когда между когнитивным трудом и рекомбинирующим капиталом[5] установились союзнические отношения, на цикл виртуального производства вылились целые потоки капитала, порождённые net trading (чистым доходом), рекламной деятельностью, венчурным капиталом, пенсионными фондами. За счёт этого когнитивный труд получил возможность стать предпринимательской деятельностью и внедриться в сферу формирования техносферы и медиапространства. Целые отряды креативных инженеров, вольнодумных программистов и художников, пролетариев от интеллигенции, иначе говоря, все те граждане, кто не обладал прежде ничем, кроме как собственной когнитивной рабочей силой, теперь смогли преуспеть как в экономическом, так и в творческом плане. В тот период развернулась самая настоящая баталия между рассеянным, либертарианским коллективным разумом и олигополиями «новой экономики».

Широкое распространение предприятий, работавших по принципу dot.com, привело в числе прочего к перераспределению общественного дохода: были выделены средства на исследовательскую и экспериментальную деятельность. Благодаря союзу рекомбинирующего капитала с когнитивным трудом, в обществе укоренились такие явления, как феномен сети, принцип продуктивного сотрудничества и открытое программное обеспечение.

В 1990-х годах указанный союз развивался под знаком неолиберальной идеологии, для которой характерны апология рынка и его представление в виде способного к идеальному саморегулированию пространства. Но на самом деле идеальное саморегулирование всего лишь наивная сказка, ведь в реальной действительности экономическая игра включает отношения во власти, насилие, мафиозные структуры, ложь и воровство. В итоге монополии взяли верх над информативной технологией в медийной сфере, а также и в других секторах, куда они вкладывали собственную энергию; возникла иллюзия, будто каждому работнику по плечу учредить независимое предприятие. Итогом союза между когнитивным трудом и рекомбинирующим капиталом стало подчинение рынка власти олигополий, а когнитивного труда решениям крупнейших финансовых групп мировой экономики.

Биржевая катастрофа, разразившаяся в апреле 2000 года, привела к снижению финансирования инновационных секторов и к восстановлению господства старой нефтезависимой экономики. В результате в мире вновь повеяло войной, бессмысленной и беспощадной. Либеральные десятилетия протекали под лозунгом конкуренции. Чтобы её стимулировать, требовалась мощная инъекция агрессивной энергии; требовалось держать всех в перманентном ожидании электрического стула; требовалось вновь и вновь мобилизовать всю без остатка психическую энергию. 1990-е годы были десятилетием психофармакологического взрыва прозак-экономики.

Сумасшедшие ритмы в середине 1990-х годов, охватившие многие сферы жизни, создавали эффект систематического использования наркотиков. Всё более значительная часть западного общества противилась растущему нервному перевозбуждению вплоть до того воображаемого коллапса, который, словно бы ради «изгнания бесов», вошёл в городскую мифологию под названием «Проблема 2000 года». Но когда призрачный коллапс развеялся, настал черёд коллапса реального. Однако коллективный разум «новой экономики» ещё раньше предчувствовал приближение такого коллапса. Когда в 1999 году Алан Гринспен констатировал «иррациональное изобилие товаров», этот вывод расценили скорее как клинический, а не финансово-экономический диагноз. Изобилие товаров явилось следствием искусственного взвинчивания спроса, сверхэксплуатации наличной умственной энергии, насыщения потребительского интереса вплоть до возникновения панических настроений. Паника же стала прелюдией к депрессии и краху, смятению умов и пассивности. И вот, в конце концов, настал черёд прозак-катастрофы.