Именно в этом ракурсе мы и собираемся приступить к его изучению. Правда, мы не имеем в виду с подлинно научной основательностью и мотивированностью анализировать счастье. Наша задача рассмотреть те разнообразные коммуникативные потоки, которые общественное сознание связывает с этим понятием. Мы сможем констатировать, что некоторые из представлений о счастье носят сугубо фрагментарный и воображаемый характер, лишены основательной логической проработки и мотивированности, но от этого не перестают быть действенными. В 1990-х годах, по мере того как производственный процесс постепенно утрачивал свою материальность, в общественном сознании стала преобладать связанная с темой счастья риторика. Быть счастливым не только возможно, но почти необходимо, а если вы хотите добиться этой цели, вам необходимо придерживаться определённых правил, соблюдать определённые модели поведения.
Тема счастья в экономическом дискурсе
Как тоталитарный, так и демократический дискурсы XX века толковали проблему счастья в направлении коллективных действий. Тоталитаризм навязывал гражданам жёсткие модели поведения, которые тем надлежало принимать с энтузиазмом (под страхом изгнания или репрессий): несчастливый человек – плохой патриот и плохой коммунист, саботажник и прочее.
Демократическая модель общества не претендует на общий консенсус в отношении счастья. Напротив, зрелый подход к демократии подразумевает, что она есть непрестанный поиск такого
Тоталитарные режимы (нацизм, фашизм и авторитарный социализм так называемых «народных республик») во имя равномерного осчастливливания всех и каждого отринули свободу личности и тем самым создали условия для безграничного уныния.
Но и либеральная экономика, с её культом меркантилизма и успеха (в рекламных текстах этот культ представлен пусть и карикатурно, но вполне убедительно), в конечном итоге привела к злосчастию, конкуренция оборачивалась поражениями и чувством индивидуальной вины.
Фотография Джо Бледсо под названием «Счастье». Май 1977
Согласно сформировавшейся в 1990-х годах доктрине «новой экономики», свободная игра рыночных механизмов несёт максимум свободы всему человечеству. При этом одним из последствий «новой экономики» стало сближение идеологического дискурса с рекламным и превращение рекламных текстов в своего рода парадигму экономического мышления и политического действия.
Общеизвестно, что рекламный дискурс нацелен на создание воображаемых моделей счастья, которые предлагается усвоить потребителям. Реклама есть не что иное, как систематическое производство иллюзии, а стало быть, и систематическое развенчание иллюзии; апология конкуренции, а стало быть, и поражения; культ эйфории, а стало быть, и депрессии. Коммуникативный механизм рекламных текстов основан на выработке чувства неадекватности и одновременно на властном призыве к потреблению, оно-то в конечном итоге и должно вернуть потребителя к адекватному состоянию, позволить ему наконец-то достигнуть ускользающего блаженства. Суть этого рекламного механизма банальна и понятна каждому; интереснее другое, в сфере семиокапитализма тема счастья преодолевает границы сладкоголосой рекламы и перемещается в самый центр экономического дискурса.
Самореализация и отказ от работы
В 1960—1970-х годах, именно в тот период, когда промышленный капитализм достиг наивысшей точки своего развития, а фордистская модель с её повторяемостью и механистичностью обрела совершенную форму, отказ рабочих трудиться и их отчуждённость от промышленного труда сомкнулись культурным движением, стержнем критической мысли которой стала проблема отчуждения. В философском смысле «отчуждение» означало утрату человеком собственной аутентичности; человеческое в человеке, будь то мужчина или женщина, заменялось на нечто материально осязаемое: зарплата, деньги, предметы потребления. Заявившие о себе в ту пору разнообразные протестные движения активно обращались к школам мысли идеалистического толка, испытавшим влияние экзистенциализма. С их точки зрения, причиной отчуждения следует считать капитализм, лишающий человека его человеческой сути, превращающий его во второстепенного и покорного участника процесса циркуляции товаров. В качестве же главной своей политической цели они видели достижение такого состояния общества, при котором производительный труд и самореализация полностью совпадут.