Душа за работой: от отчуждения к автономии

Начало нового тысячелетия было ознаменовано культом глобальных слияний. Концерны ЛОТ и Time Warner соединили свои щупальца, чтобы надёжно опутать ими планетарный интеллект. Не прошло и нескольких месяцев, как европейские телекоммуникационные компании (Telecom) инвестировали баснословные суммы в технологии UMTS (UniversalMobile Telecommunications System). Всё это были грозные предвестья крушения таких компаний, как Worldcom и ТТпгоп и целых секторов сетевой экономики. Их финансовый кризис был проявлением психологического краха целого войска когнитивных работников, всё более и более подверженных различным формам психопатии и стресса.

Панически-депрессивный синдром и конкурирование

В своей книге «Усталость быть собой» Даниэль Эренберг описывает депрессию как патологию, включающую в себя ярко выраженную социальную составляющую; особое значение имеет связь этой патологии с ситуацией конкурирования.

Депрессия начинает формироваться в тот момент, когда дисциплинарная поведенческая модель, требования подчиняться авторитетам и не нарушать определённые запреты (некогда определявшие собой судьбу целых социальных групп и полов) пали под натиском новых норм, побуждавших каждого индивида развивать частную инициативу и в императивном порядке становиться самим собой. В силу этой новой нормативности каждый из нас несёт всю полноту ответственности за его жизнь. С учётом сказанного депрессия выглядит как болезнь ответственности, камертоном которой становится чувство неполноценности. Больной депрессией не отвечает уровню предъявляемых им к себе самому требований и испытывает усталость от необходимости постоянно становиться собой⁴⁵.

Депрессия тесным образом связана с идеологией самореализации и с необходимостью добиться счастья. С другой стороны, депрессия есть способ описать на языке психопатологии поведение, изначально не идентифицируемое как патологическое (за пределами конкурирующего, производственного и индивидуалистического контекстов).

<Начиная с 1980-х годов> депрессия внедряется в проблематику, где доминируют не столько нравственные страдания, сколько запрет, замедление и астения; прежняя «печальная страсть» трансформируется в прерывание действия, и всё это происходит в контексте, когда ценность личности определяется индивидуальной инициативою⁴⁶.

Конкурирование включает в себя рискованное стимулирование нарциссических свойств. Ведь, само собой, в ситуации конкуренции (например, в рамках капиталистической экономики в целом, но с особой силой в рамках «новой экономики») «много званых, а мало избранных»⁴⁷. Однако социальная норма не признаёт возможности провала: он трактуется в психопатологическом духе. Вообще-то не бывает состязания без поражения, но социальная норма не может признать законность последнего, не ставя под сомнение собственную идеологическую основу и, более того, собственную экономическую эффективность.

Разумеется, оборотной стороной «новой экономики» становится применение психостимулирующих веществ и антидепрессантов. Это отрицательная, скрытая, непризнаваемая её сторона, но ключевая роль которой несомненна. Много ли трудящихся на ниве «новой экономики» смогут прожить без прозака, без золофта, а то и без кокаина? Зависимость от психотропных препаратов, как тех, что можно приобрести в аптеке, так и тех, которые требуется добывать на чёрном рынке, становится структурным элементом психопатогенной экономики.

В условиях, когда основополагающим психологическим императивом для человеческого сообщества становится экономическая конкуренция, мы можем быть уверены, что формируются все условия для массовой депрессии. И действительно, именно это и происходит у нас на глазах.

Как отмечают представители социальной психологии, в последние десятилетия (и особенно сильно в десятилетия либерального гиперкапитализма) наиболее актуальны два типа патологии: паника и депрессия.