Душа за работой: от отчуждения к автономии

На мой взгляд, фригидное мышление возникает и развивается под воздействием двух притягиваемых друг к другу и возникающих синхронно факторов. С одной стороны, оно представляет собой попытку дистанцироваться от того перегрева, который был характерен для исторического развития последних десятилетий в силу многообразных проявлений идентификационной агрессивности и конфликтным, безнадёжным вторжением инаковости. В последние годы история человечества вошла в фазу насилия, ненависти и войн. Не существует более никакого общего принципа, который мог бы объединить все человеческие существа; критерием суждения об индивиде, его включения в социум и выключения из него стала принадлежность индивида к той или иной группе. Не столь уж парадоксальным образом идентификационная агрессивность заявила о себе одновременно с повсеместным распространением информации и глобализацией воображаемого. Теперь никакая физическая, географическая удаленность не является препятствием для коммуникативного и экономического сближения людей, а также для формирования единого воображаемого. Между тем, глобализации воображаемого сопутствует фрагментация этических кодов и дробление целостного политического универсума, который ранее в определённом смысле обеспечивал унификацию горизонтов современности. Мало того, что коллективное воображаемое полностью утрачивает какую-либо географическую привязку; имеют место колоссальные потоки мигрантов, которые направляются в центры экономического процветания (одновременно эти центры аккумулируют в себе энергию воображаемого). Последствия миграций нетерпимость, насилие, а то и собственно военные конфликты.

У кого есть такая возможность, тот замыкается в герметичную капсулу, которая находится на связи со всевозможными социальными сетями. Такой индивид в физическом отношении предельно отдалён от себе подобных (они ведь рассматриваются как фактор риска), но при этом чувствует себя вездесущим, виртуально он может находиться где только пожелает. Подобно тому как некогда Ной поместил в свой ковчег все земные существа, чтобы спасти их от вселенского потопа, так и мы сегодня можем разместиться в своём ковчежце, оснащённом кондиционером, и плавать себе по волнам дигитального потопа и при этом ещё умудряемся сохранять связь с культурным наследием человечества, да и поддерживать контакт с прочими такими же ковчежцами. А тем временем где-то там, внизу, на вполне материальной Земле теснят друг друга и воюют полчища варваров.

Вполне естественно, что такого рода шизофреническая география нуждается в двух различных каталогах, двух атласах, описывающих отдельные миры. Что касается мира виртуалов, то он подвергнут стопроцентной дезинфекции. В нём собраны объекты, временной и телесный статус которых полностью принадлежит прошлому. Подобного рода увод телесности в прошлое становится гарантией незыблемого счастья, незыблемого, но и, само собой, фригидного. И, увы, фальшивого.

В чём же заключается фальшь того фригидного счастья, которое предлагают нам идеологи экономизма? В том, что оно игнорирует телесность (а точнее, не будучи в состоянии полностью игнорировать, вытесняет её). Не только телесность чужую, но и свою собственную, отрицается интеллектуальный труд, сексуальность и тленность ума.

Исходя из этих соображений, мне представляется целесообразным ввести новое понятие, которое бы позволило нам говорить о классе виртуалов в телесных, сексуальных, исторических и, в конечном счёте, социальных терминах.

Понятие «класс виртуалов» высвечивает смутный (а точнее, уклончивый) в социальном отношении характер того потока труда, который вырабатывается Семиокапиталом. Класс виртуалов это класс тех, кто не является классом, ведь его субъекты не имеют никаких специфических материальных и социальных характеристик; определить их можно только (и единственно) через уклонение от формирования собственной социальной телесности.

И в этом смысле указанное понятие кажется мне интересным и полезным. При этом хотелось бы прибегнуть и к ещё одному, дополнительному понятию, которое позволит нам определить материальную (вытесненную) и социальную (игнорируемую) составляющие интеллектуального труда, который имеет место в эпоху Семиокапитала. В этих целях я использую понятие «когнитариат». Под когнитариатом я понимаю поток семиотического труда, размытый в социальном отношении и фрагментированный с точки зрения своей социальной телесности. У класса виртуалов нет никаких собственных потребностей, чего нельзя сказать о когнитариате. Класс виртуалов не испытывает страданий от психического стресса, связанного с постоянной эксплуатацией внимания. А когнитариат испытывает. Классу виртуалов не под силу дать импульс какому бы то ни было осознанному коллективному процессу, за исключением одного: формирование коллективного Ума. А когнитариат может осознавать себя мыслящей общностью. Разграничение между когнитариатом и классом виртуалов носит принципиальный характер, хотя оно не описывает никакой данности, но лишь указывает на наличие возможности.