Душа за работой: от отчуждения к автономии

Пользуясь понятием «когнитивный труд», я в полной мере осознаю тот факт, что вообще-то любой труд в той или иной степени когнитивен. И даже когда какой-нибудь неандерталец изготавливал каменный наконечник для стрелы, ему неизбежно приходилось сделать соответствующее интеллектуальное усилие. Самая что ни на есть однообразная, повторяющаяся конвейерная операция требует координации физических усилий в соответствии с определённым ритмом, а здесь тоже не обойтись без умственной работы со стороны рабочего. Однако под «когнитивным трудом» мы понимаем труд исключительно умственный, исключающий прямое, физическое манипулирование материалом.

С этой точки зрения я определил бы когнитивный труд как социально упорядоченную умственную деятельность, направленную на производство Семиокапитала. Когнитивный труд это трудовая составляющая соединительной деятельности когнитариата. Что же означает слово «когнитариат»? Очевидно, что это слово-раскладушка смонтировано из двух понятий: «когнитивный труд» и «пролетариат».

Когнитариат это социальное тело когнитивного труда. Говоря о «социальном теле», я отношусь к выбору этого понятия чрезвычайно ответственно. Ведь в определении когнитивного труда как общественного явления существенным является именно фактор телесности и сексуальности; важна не только тленная телесная оболочка, но также и бессознательное.

Понятие «коллективный разум» было предложено Пьером Леви в одноимённой, имевшей большой резонанс книге. Леви философ, в котором скрывается богослов; именно последний выстраивает на страницах книги завораживающий воображение теоретический замок, отталкиваясь от философии Аль-Фараби и опровергая плотиновскую теорию эманации. Этой теории Леви противопоставляет представление о слиянии индивидуальных разумов в Разум Единого. В соответствии с аргументацией мыслителя, благодаря телематической сети приобретает четкие контуры активное соучастие всех индивидуальных интеллектов в выработке коллективного разума. Процесс этот есть не что иное, как сотворение мира на основе дигитальных и виртуальных технологий.

Однако социальная жизнь когнитивных работников не исчерпывается одной лишь работой ума. В повседневной своей жизни они образуют целостный организм, тело, состоящее из нервов (что вытягиваются в их перманентной сосредоточенности), глаз (что перенапрягаются от вечного созерцания экрана). Коллективный разум не устраняет (и не смягчает) тягот повседневного существования отдельно взятых тел, которые и вырабатывают этот ум. А тем паче коллективный разум не устраняет (и не смягчает) неурядиц и страданий повседневного существования планетарного тела, оно корчится где-то там вовне, обделённое что умом, что богатством, что миром.

VI. В царстве вещеЙ

На языке кинокритики 1960-х годов слово «отчуждение» обычно употреблялось в связке со словом «некоммуникабельность». Именно от этих двух понятий я и хотел бы оттолкнуться при рассмотрении (почти полвека спустя) социальной, культурной и психологической реальности того периода. Действительно, в начале XXI века картина полностью изменилась, как изменились и сама ткань городского пространства, и качество повседневной жизни.

Некоммуникабельность в кинематографе 1960-х годов

В 1960-х годах городской пейзаж индустриального общества служил фоном для тревожного молчания и весьма ограниченного взаимодействия между людьми. Рабочему приходилось трудиться на конвейере под оглушительный металлический лязг, и у него не было никакой возможности перекинуться словом с напарником, ведь единственным языком, который тут удавалось расслышать, был язык работающего механизма. И тогда язык вещей заменил собой обмен символами. Казалось, пространство коммуникации делается всё более разреженным; параллельно с этим вещи просачивались в любую щель эмоциональную, лингвистическую, символическую.

Эти же особенности тогдашнего коммуникативного дискомфорта ярко проявились в литературе индустриального общества. По отношению к 1960-м годам речь идёт, прежде всего, о французском «новом романе», а также о фильмах Микеланджело Антониони. Если же попытаться определить своеобразие постиндустриальной панорамы Семиокапитализма, следует отметить, что и в этот период коммуникативный дискомфорт по-прежнему остаётся ключевым феноменом общественной сцены, но порождается он принципиально иной (а по ряду показателей и противоположной) ситуацией, нежели в эпоху максимального индустриального развития.

Ричард Харрис в фильме Микеланжело Антониони «Красная пустыня» (1964)