Душа за работой: от отчуждения к автономии

В основе нынешнего дискомфорта коммуникативная перегруженность. Конвейер, соединявший прежде работников благодаря мерно работающему механизму, сегодня сменился телематической сетью, которая соединяет работников посредством символов. Производственные будни перенасыщены знаками, которые имеют не только чисто оперативную, но эмоциональную, убеждающую ценность. Знаки эти могут работать лишь при наличии правил интерпретации, расшифровки, осмысленных ответов. Основополагающим моментом функционирования производства становится перманентная мобилизация внимания; та энергия, которую вбирает в себя производственная система, имеет креативную, эмоциональную, коммуникативную направленность.

Любой производитель семиотического потока является в то же время его потребителем; любой пользователь уже самим фактом потребления участвует в производстве. Повседневную жизнь обволокла сеть, где каждый пользователь становится элементом производственного процесса, где каждый выход является в то же время входом, и где каждый получатель является в то же время отправителем. В любом месте, в любой момент мы можем подключиться к телематической сети; более того, мы вынуждены это делать, поскольку это и есть единственный способ участвовать в рынке труда. Мы сегодня в состоянии добраться до любой точки мира, но ещё важнее другое – мы сегодня досягаемы, в какой бы точке мира мы ни находились.

В этих условиях становится практически невозможной частная жизнь, если это понятие трактовать широко (а не только в узко юридическом смысле). В общем виде мы понимаем под «личной жизнью» ту часть нашего существования, которая скрыта от посторонних глаз; возможность совершать какие-либо поступки и взаимодействовать с кем-либо, не делая всё это достоянием окружающего мира. То и дело разрабатываются всё новые юридические механизмы, направленные на защиту частной жизни граждан. При этом, однако, забывают, что частная жизнь это не только возможность скрыться от посторонних глаз, но и право не видеть другого, право отказаться от непрестанного прослушивания и созерцания чего-то такого, что тебе вовсе не хочется ни слышать, ни видеть. Реклама постоянно нарушает нашу частную жизнь, занимая своей визуальной и звуковой информацией каждый миллиметр нашего визуального пространства и каждую секунду нашего времени. Распространение мониторов в общественных местах (железнодорожные станции, аэропорты, улицы, городские площади) часть неправомочного захвата всего общественного пространства и приватной составляющей нашего эмоционального мира. Наше внимание подвергается планомерной всесторонней осаде. Вместо тишины непрестанный шум; вместо красной пустыни перегруженность когнитивного пространства разного рода мобилизующими нервными стимулами. Таково оно, отчуждение нашего времени.

Феномен «отчуждения» («быть кем-то иным») может обретать различные формы. В промышленной сфере он предстаёт как овеществление. И в этом случае мы можем толковать «отчуждение» в соответствии с гегелевским «для себя» (утрата аутентичности и одновременно диалектическое условие процесса отрицания, который ведёт к повышению интереса к Субъекту). Ибо не будем забывать об этом у Гегеля «Бытие есть Субъект» в том смысле, что именно в последнем во всей полноте разворачивается диалектика Абсолютного Духа.

Молодой Маркс (с его именем связан гуманистический социализм) связывал понятие «отчуждение» с критикой товарного фетишизма и отчуждающего характера процесса опредмечивания работника и потребителя. В данном контексте избавиться от отчуждения означает сформировать нового человека, цельную личность коммунистической эпохи, свободного от власти товара и хозяина своего трудового процесса.

Что же касается постиндустриального этапа, то здесь в связи с кризисом во взаимодействии с окружающими мне представляется более уместным говорить не об «овеществлении», а о «развеществлении». В этом случае под «отчуждением» следует понимать специфическую психопатологическую категорию, болезненное расщепление собственной личности, тревожное или фрустрирующее переживание недоступности для вас чужого тела; дистонию, не способного к эмпатии организма, которому не удаётся насладиться взаимоотношениями с окружающими (а следовательно, и с самим собой).

Именно это, третье по счёту определение интересующего нас понятия, в наибольшей степени применимо к современной эпохе. Эпохе подчинения души; эпохе, в которую одушевлённая, творческая, речевая, эмоциональная телесность оказывается превзойдена и переварена производством стоимости. В первых двух определениях понятия «отчуждение» именно они определяют собой феноменологию тревожности в сфере промышленного труда, есть основания усматривать эффект овеществления, а точнее, эффект, который можно определить следующим образом: «самому превратить себя в вещь». С учётом общественных условий индустриального общества и промышленного потребительства индивид воспринимает свою жизнь и своё тело как нечто такое, что у него было экспроприировано, как чуждую ему вещь.