Душа за работой: от отчуждения к автономии

Два упомянутых фильма стали ключевыми событиями в художественной панораме 1960-х годов, и не случайно именно понятие «отчуждения» оказалось в центре развернувшейся вокруг них дискуссии. В данном контексте «отчуждение» означало подчинение личности предметному миру. В зрелом индустриальном обществе имел место настоящий вещевой бум: благодаря внедрению серийного производства стало возможным поставлять потребителю бесчисленное множество экземпляров стандартизованных предметов, а конвейер (как производственная техника) подчинял человеческие жесты движениям механизмов. Тем самым механизм превращался в одушевлённый объект, а тело, напротив, становилось неодушевлённым, отслаивалось от сознания. В то же время массовое потребление формировало поведение людей в соответствии с необходимостью приобретения товаров и придавало ему серийный характер.

За истёкшие десятилетия серийное овеществление столь значительно повлияло на наше восприятие мира, что сегодня мы уже не в силах точно определить: до какой степени вещная чуждость трансформировала нашу привычную повседневность вплоть до превращения нас в чужих по отношению к самим себе. (Если только выражение «самим себе» ещё имеет какой-то смысл.)

Если в 1960-е годы понятие «отчуждение» указывало главным образом на процесс промышленного овеществления (как это представлено в фильме «Красная пустыня»), то сегодня мы не должны упускать и другой его аспект, развёрнутый в фильме «Персона»: отчуждение как безмолвная психопатия, как отслоение души от тела, как раздушевление и потеря коммуникабельности.

«Змеиное яйцо»

В своём фильме 1977 года «Змеиное яйцо» Ингмар Бергман повествует о формировании нацизма в Германии 1920-х годов, представляя этот процесс как проникновение яда (вполне физического свойства) в пространство (психическое) общественного, как инфильтрацию ядовитой субстанции в человеческие отношения и повседневную жизнь. Здесь Бергман предлагает материалистическое, я бы даже сказал, химическое видение процесса извращения человеческого начала, которое осуществлялось нацистами. Отчуждение ничего общего не имеет с человеческой сущностью, оно является следствием проникновения ядовитой субстанции в воздух, которым приходится дышать героям фильма (главные роли исполняют Лив Ульман и Дэвид Каррадин), в то убогое жилище, которое им удалось заполучить.

Обычно «Змеиное яйцо» не относят к лучшим работам шведского режиссёра. Между тем, на мой взгляд, картина принадлежит к самым интересным его фильмам с точки зрения эволюции его творчества, а также культурного развития общества поздней современности. Ведь «Змеиное яйцо» прокладывает путь переосмыслению исторического процесса (который отныне трактуется как процесс психологического и лингвистического порядка), а также и переосмыслению понятия «отчуждения» (как феномена материального, химического, а точнее нейрохимического изменения). Социальный сбой это в первую очередь сбой коммуникации. Понятие «некоммуникабельности» стало меткой весьма сложного проблемного поля: речь идёт о всё более редких контактах между людьми, восприятие эмоциональных отношений как источника дискомфорта, и, по сути дела, самое настоящее инфицирование той области, в которой разворачивается межличностное взаимодействие.

В фильме «Змеиное яйцо» Бергман по-новому осмысливает саму проблему некоммуникабельности: в самом деле, отношения между персонажами Ульман и Каррадина неуклонно портятся именно потому, что в коммуникацию между ними внедрилась ядовитая субстанция; она попадает в их лёгкие и даже в мозг. Именно благодаря такого рода методикам (см. сцену с душевнобольной, снятую при помощи замедленного гипнотического движения камеры), нацисты превращают общественные массы в аморфное скопище людей, полностью лишённых собственной инициативы и нуждающихся в поводыре. Значение запечатлённой здесь метафоры психологического порабощения не ограничивается рамками обличения немецкого фашизма; она применима и к процессу заражения коллективного разума (потребительство, телевизионная реклама, поощрение агрессии, религиозный интегрализм, конкурирующий конформизм).

Философская критика понятия отчуждения обращена на скрытый эссенциализм, заключённый в понятии «человеческая аутентичность» и утрачиваемый (или подвергаемый извращению) в рамках отчуждения. Нет никакой первородной аутентичности человеческого, нет никакой человеческой сущности за пределами конкретной феноменологии бытия; следовательно, не имеет смысла говорить об отчуждении аутентичной сущности.