И все же для дотошного майора Виктунина, прибывшего в область из центрального управления уголовного розыска страны, стало очевидным, что мастер лесхоза Варкентин занимался хищением леса. Несложная сверка договоров, заключенных между Валксом и лесхозом, допросы водителей лесовозов — все подтверждало, что в Залесье совершали подмену вывозимой за рубеж древесины с низкосортной на высокосортную. В день убийства Варкентин поехал с Валксом под Цыбино именно для того, чтобы выбрать лес для очередной заготовки. Варкентин, судя по многим документам, этим промышлял давно. Виктунину что-то подсказывало, что данное обстоятельство и есть ключ к раскрытию преступления; но интуиции было недостаточно, были нужны доказательства. «Директор лесхоза, — размышлял про себя Виктунин, — должен был, конечно, заподозрить неладное за Варкентиным, но Нексин сюда назначен недавно, мало смыслит в лесном производстве». И майор, чувствовавший, что не могло хищение леса в таких масштабах пройти мимо первого руководителя, но, видя, как тот сильно переживает за случившееся, не мог не верить ему, особенно тогда, когда Нексин во время их бесед искренне и наивно разводил руками, рассказывая, как доверял в работе мастеру участка Варкентину. И по-человечески Виктунину было также понятно, что Нексин, узнав о случившемся в только что доверенном ему хозяйстве, был глубоко несчастен и всячески старался помочь следствию вплоть до того, что в столовой лесхоза организовал для коллег Виктунина горячую пищу, предоставлял транспорт, выделял рабочих для новых и новых поисков в районе убийства с целью отыскания хотя бы каких-то следов преступления. Одним словом, Нексина, который к тому же в предполагаемый день убийства, находился в областном центре, было трудно заподозрить в таком жутком преступлении. Однако версия о корыстном следе в преступлении вскоре подтвердилась тем, что супруга Валкса сказала, что муж уехал с крупной суммой валюты для покупки древесины, она предоставила тому доказательства. Но при убитом никакой валюты не было; успел Валкс ее так быстро израсходовать, только въехав в область, либо на него и было совершено нападение и убийство, сопряженное с разбоем, — это оставалось неясным. Много вопросов оставлял и своеобразный способ убийства: сочетание огнестрельного оружия и топора. На месте происшествия были найдены банка с краской и кисть, которые Варкентин брал с собой, чтобы нумеровать деревья, но не был обнаружен топор, который мастер, без сомнений, взял, чтобы делать затесы на деревьях. В этой связи имелась большая вероятность, что именно этим топором и зарубили Валкса. Но что же это в таком случае были за нападавшие, имевшие ружье, но использовавшие постороннее подручное средство — топор?.. Или это были малоопытные нападавшие, действовавшие спонтанно?.. Одним словом, было много вопросов, но без ответов… Совершенно не за что было зацепиться… Расследование преступления, кажущееся только со стороны захватывающим, как привыкли об этом судить по кинофильмам, искусство делателей которых заключается в быстрой смене на протяжении короткого времени кадров, где важнее всего зрелище, в реальной жизни остается занятием рутинным, мало что имеющим общего с романтикой.
А Нексин в это время изо всех сил старался играть роль несчастного и пострадавшего от преступления чуть ли не меньше близких и родных погибших. И ему это удавалось. Он выслушивал бесконечные соболезнования партнеров по работе, начальства, которые не очень-то завидовали трудному положению, в котором оказался новый директор лесхоза. Перестали Нексину напоминать о себе, высказав сочувствие и на время забывшие о «десятине», соратники по партии «За Отечество». Но больше других старалась поддержать Нексина «в трудную минуту», видя его постоянную задумчивость и озабоченность, Александра.
Нексина все это очень устраивало, он старался лишь набраться терпения, зная, что рано или поздно страсти начнут утихать; люди, занятые повседневными делами, все реже будут вспоминать о случившемся, да и следствие по делу со временем станет скучным занятием, которое, кажется, уже ничто не сможет всколыхнуть. Разумеется, Нексина распирало от желания знать хотя бы что-то большее, чем он слышал из каких-то случайно подслушанных, отрывочных разговоров сотрудников, занятых этим делом, и слухов, что ходили между людьми в Залесье. Это для него становилось вроде навязчивой идеи. Он мог обратиться по данному поводу разве что только к Оашеву, но понимал, что их связывают иные отношения, иного характера, и боялся своими вопросами вызвать хотя бы малейшее подозрение.