Душегуб

Вечером, за ужином, Александра, стараясь не вдаваться в подробности, неохотно, опустив стыдливо глаза, пересказала коротко все Нексину. Он отчего-то не задавал никаких вопросов. Александра была Нексину за это сильно благодарна, считая, что не спрашивал из вежливости, щадя ее чувства и хорошее отношение к Либерсу.

Так и закончился день, полный неожиданностей и пересудов для тихих и скромных жителей Залесья, не привычных к такого рода историям. Но Варкентин и Либерс так и не появились. Не вернулись они домой и на второй и третий день. Вскоре в поселок приехал участковый, к которому обратилась Софья Варкентина с заявлением по поводу исчезновения мужа. Участковый добросовестно в течение дня опрашивал с десяток людей, побывал у Варкентиных, в церковном доме, в лесхозе, но ничего нового не прояснилось. Все, что удалось установить, — это то, что Варкентин с Валксом уехали на машине Валкса, но никто не видел, как ушел или уехал Иохан Либерс. Софья Варкентина лишь высказала догадку, что Либерс мог присоединиться к ее мужу и Валксу, потому что слышала часть разговора между мужем и Либерсом и в этом разговоре пастор высказывал желание побывать с Варкентиным в лесу. Получалось, что трое взрослых людей «словно сквозь землю провалились». У всякого разумного человека их внезапное и ничем и никак не объяснимое исчезновение вполне естественно рождало, небезосновательно, подозрения и нехорошие мысли о возможной гибели людей, потому что все трое были благополучны и с учетом их общественного и социального положения не могли не поставить в известность коллег по работе, что куда-то уехали; были достаточно благоразумны, чтобы не помышлять о каком-то загуле и неприличных связях без оглядки на близких и родных. У других их исчезновение служило поводом для возникновения слухов, один нелепее другого, передаваемых от одного к другому, и даже такой версии, что все трое сбежали за границу, но никак не объяснялось, зачем им бежать, от кого и для чего… Тем более что Валкс и Либерс могли уехать свободно, поскольку были гражданами соседней страны. Но и этот слух, как многие другие, быстро развеялся, как только стало известно, что на Валкса из-за той самой заграницы пришел запрос; его и там искали, потому что он не вернулся, как Варкентин и Либерс, домой из поездки. Другой слух, появившийся примерно через две недели, был хоть и из разряда мистики, обычно рождаемой фантазиями людей, но его уверенно подтверждали сами же люди. Речь шла о таинственных звуках, которые слышали из леса по дороге, ведущей в Цыбино. Рассказывали об этом мальчишки подростки Сизовы. Они на велосипедах ездили на дальний кордон и были страшно напуганы, когда услышали из лесной чащи звуки, похожие на стоны и охи. Очень быстро в Залесье вспомнили давнишнюю историю о громадном филине, чучело которого стояло в кабинете директора. Когда-то эта птица голосом, схожим с плачем, пугала жителей той же местности. Сыновей Сизовой со всей строгостью и пристрастием расспросил Заборов, пригрозивший крепко выдрать, если окажется, что они очень художественно врали. Но сыновья Сизовой с серьезными лицами подтвердили свой рассказ, сказали, что не лгут, готовы поклясться. Заборов, тайно всегда мечтавший добыть трофей не хуже того, что когда-то добыл прежний директор лесхоза, задумался о том, что, возможно, звуки издает большая сова, о которой уже не раз сам слышал от рабочих лесхоза, которые видели большую хищную птицу; и он был готов поверить мальчишкам и проверить их страхи, а свои подозрения.

Под Цыбино Заборов отправился со старшим внуком и спрингер-спаниелем по кличке Лис, выученным на отыскание затаившейся птицы. Выехали очень рано на велосипедах, но было светло — уже начался май. Узкая грунтовка извивалась среди тесно обступающего с обеих сторон густого леса. Охотники целый день пролазили в местах, о которых говорили братья Сизовы, да так и не услышали ничего похожего, о чем говорили братья. Заборовы не сильно расстроились, потому что нашли токовища со следами жестких боев глухарей-петухов: на полянах валялось много пуха, пера и погадка (естественного выброса). Под конец дня все же обнаружили в углублении под корневищами упавшей огромной ели гнездо, которое, судя по характерным пучкам перьевой подстилки, яичной скорлупе и костям мелких животных и птиц, могло быть гнездом филина. Птицей эта крупная сова, как известно, является оседлой, имеет свой район обитания, и если еще в марте самка отложила яйца, то при обильном кормлении двух-трех птенцов теперь, в начале мая, семья снялась с гнезда и кочевала по окрестностям. Отметив, что птица может быть где-то рядом, Заборовы стали осторожно выходить к дороге. В это время до них донесся голос Лиса. Он не лаял, как обычно, когда находил и поднимал дичь, а выл. Заборов остановился и прислушался. Пес был недалеко.

— Что это он так? — спросил Заборов-младший.

— Нашел падаль… Он всегда воет, когда обнаруживает мертвую птицу или зверя… Не исключено, что там же могут быть совы…

— Дед, зови его. Становится поздно. Поехали домой.