Душегуб

Тема их разговора была исчерпана. Витебский начал собираться к отъезду и пошел на улицу отдать некоторые распоряжения ожидавшему водителю. Нексин попросил Александру собрать для Витебского гостинец; потом, оставшись на несколько минут один, задумался. Заключенный между ним и партией «За Отечество» негласный договор о «десятине» был надежнее, чем любой бумажный договор с соблюдением требований законов. Если для бумажного можно было всегда найти какую-то лазейку и не исполнить, потому что все законы пишутся с таким обязательным условием, чтобы имелась возможность их не исполнить, то в случае с партией все было иначе: здесь, как во всяких сообществах, от политических до криминальных, были не законы, а понятия, обойти которые невозможно. И все же Нексин на что-то надеялся, догадываясь, что резкая смена отношения к нему произошла не без содействия Баскина, решившего отомстить. Для этого не могло быть ничего лучше, чем попытаться убрать Нексина, оставив без материального содержания; но, что для Нексина было еще больнее, лишить должности и выбросить на улицу, сделать никем. Это наказание являлось главным в практике чиновничьей среды, партийных организаций, кружков и прочих сект и образований, будь они религиозные, масонские или коммунистические, — унизить и уничтожить любого, кто не с ними. Нексин был в первую очередь чиновником из той категории нравственно испорченных людей, которые более ни на что не пригодны, кроме как существовать внутри какой-то корпорации; а чтобы их не лишили неплохого, как правило, содержания и обеспеченной жизни, готовых на что угодно, только не потерять своего места.

«Но я же не сказал, что мне не по пути с партией «За Отечество», — подумал Нексин. — В этом, надо полагать, мой шанс, чтобы остаться директором лесхоза!»

Он достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, в котором держал предусмотрительно часть долларов, отсчитал тоненькую пачечку.

Когда Витебский вернулся в столовую и они остались наедине, Нексин, отдав пакет с гостинцами, вручил ему доллары со словами:

— Гостинец от моей Саши, а это от меня… Так… на какие-то личные расходы… Времена теперь не простые, жить стало трудно…

Витебского не нужно было уговаривать, он ничто на всем белом свете не любил так, как денежные знаки, и все же не ожидал получить их от Нексина и пробормотал:

— Право, даже не знаю… — Но тут же сориентировался и быстро сунул в боковой карман пальто. — Чем могу быть обязан, Алексей Иванович?..

— У меня к вам один маленький вопрос. Ответьте, если можете, это останется нашей тайной… Григорий Борисович, наверняка есть человек, который может исправить мою ситуацию… Сказано же, что «не бывает безвыходных ситуаций, выход есть всегда…» — Нексин попытался улыбнуться.

— Очень верно подмечено! — отметил Витебский серьезно. — Могу вас познакомить с одним товарищем. Он в нашей партии имеет серьезное влияние на принимаемые решения. На службе он состоит в правоохранительной системе, законник по должности, очень уважаемый, имеет большие, я слышал, перспективы занять высокую должность. Слышали, может, об Оашеве?.. Я могу ему только намекнуть, что хотите с ним встретиться по личному делу. Остальное решайте сами.

После его слов сердце у Нексина от неожиданной новости колыхнулось и забилось, как при аритмии; он вдруг вспомнил разговор по телефону с Оашевым, в том разговоре упоминался Баскин. Нексин мгновенно прозрел и понял, что следует немедля встретиться с Оашевым, объясниться, и, быть может, до поры его оставят на месте директора. Сердце у Нексина, трезво оценившего ситуацию, выровнялось. Он сделал озабоченное лицо и сказал:

— Я только слышал о нем, но не общался.

— В таком разе, Алексей Иванович, можете с ним познакомиться ближе, он наш человек… Могу лишь пожелать удачи…