Душегуб. История серийного убийцы Михасевича

Владимир Пашкевич отправился в колонию строгого режима отбывать свое наказание. По его статье исключалась всякая возможность условно-досрочного освобождения, поэтому он даже не пытался как-то наладить отношения с начальством колонии, но и во внутренние кланы не вступал. Несколько раз его пытались сломать, избивали, провоцировали и подводили под карцер, но он всегда держался до последнего и не бил первым, но, что еще важнее, он не боялся удара. Как и любой молодой человек 1970-х, в его жизни было достаточно драк, чтобы в нем выработалось к ним спокойное отношение. Удар – это боль на минуту, а унижение – навсегда. Унижений в свой адрес он не позволял, из-за чего несколько раз у него случались конфликты не только с сокамерниками, но и с администрацией исправительного учреждения. Вот они легко могли устроить ему настоящий ад на земле, но почему-то не стали этого делать.

Мужчина отправился в тюрьму в начале 1970-х годов, а освободился уже в середине 1980-х. Это была уже совсем другая страна и другое время. Он опоздал на целую жизнь во всем. Ни семьи, ни карьеры, ни будущего у него больше не было. Нужно было как-то научиться жить с клеймом насильника, убийцы и человека, отсидевшего двенадцать лет.

Валерия Ковалева следователь Жавнерович счел своим личным врагом, поэтому не упустил возможность «позаботиться» о нем и после вынесения приговора. Молодого человека отправили в Гродненскую колонию, которая на тот момент считалась одной из самых строгих. В ней вся власть целиком и полностью принадлежала администрации, а малейшее нарушение устава тут же каралось карцером.

Практически сразу после прибытия в колонию Валерий Ковалев узнал, что его жена не беременна. Эта справка была очередной ловкой манипуляцией «Белорусского Мегрэ». Сыщик решил, что новость о сборе подписей за смертную казнь его недостаточно впечатлит. Ковалев вполне мог, учитывая его молодость, решить героически умереть «за правду». Новость о беременности жены его отрезвила и сделала послушным. А уж когда он услышал, как заключенные смеются, когда он рассказывал о «нормальных сокамерниках», то сразу проникся острой ненавистью не только к системе правосудия, но и к системе наказаний. Ему быстро объяснили, что все эти «нормальные» сокамерники, с которыми можно поговорить о жестокости и глупости следователя, о своем деле и о том, как лучше сказать на следствии, конечно, подсадные. Все они обычно действительно проходят по какому-нибудь делу, но соглашаются на то, чтобы докладывать о каждом шаге еще не признавшего вину. В колонии люди, сотрудничающие с администрацией, считались самыми низкими и подлыми. Их ненавидели гораздо больше, чем униженных. Проблема была в том, что сотрудничающих с администрацией было слишком много.

В 1971 году американский психолог Филипп Зимбардо провел знаменитый Стэнфордский тюремный эксперимент, который тогда поразил людей своими результатами. Психолог разделил студентов на две группы: одни должны были играть роль заключенных, а другие – надзирателей. Вскоре эксперимент пришлось остановить из-за участившихся случаев жестокости среди «надзирателей». Невероятный по своей негуманности эксперимент помог понять то, что и так было известно всем закрытым учреждениям, а в особенности тюрьмам. Во все времена и во всех тюрьмах мира заключенные делились на два типа: одни принимали сторону сокамерников, а другие начинали сотрудничать с администрацией. Без таких людей невозможно было бы выяснить настроения среди заключенных, остановить бунты или остановить драки, конфликты и унижения. Иногда администрация начинала злоупотреблять помощью таких людей, а иногда заключенные сами начинали проявлять инициативу и избивать своих же товарищей по просьбе или даже намеку кого-то из надзирателей.