Человеку не под силу сражаться с системой. Можно противостоять отдельному человеку. Можно даже выиграть это противостояние. Система же всегда перемалывает тех, кто ей сопротивляется, в пыль. Можно было ударить кого-то из администрации, нахамить или написать жалобу. Как написать жалобу на всю тюрьму? На все тюрьмы? Единственным способом высказать свой протест против системы остаются самоповреждения, которые до сих пор распространены в тюрьме. Иногда заключенные так поступают из желания оказаться в больнице и на время облегчить себе условия заключения, избавить себя от работы, улучшить питание или избежать общения с сокамерниками. Такое случается нередко, но еще чаще заключенные идут на протест. Чувствуя, что система скоро сломает их, они идут на крайность и демонстрируют свое неповиновение, свою готовность к суициду. Для любой администрации тюрьмы нет большей головной боли, чем смерть заключенного, а уж если эта смерть выглядит как-то сомнительно, то кадровых чисток не избежать, поэтому администрация больше всего боится голодовок и попыток суицида. Бунт можно подавить, но как заставить человека есть? А что, если несколько десятков людей просто отказываются от еды в течение дня, двух или трех? Сложно организовать насильственную кормежку даже для одного человека, что уж говорить о нескольких десятках людей. Заключенных, объявивших голодовку, обычно изолируют от остальных, но слухи о них просачиваются через стены камер с поразительной скоростью.
Самым последним средством протеста становилось самоповреждение. Лезвие или нож, несмотря на все запреты, находились в любой камере. Если заключенного загоняли в угол и он понимал, что еще одного наказания в карцере он не переживет, он просто вспарывал себе живот. Из камеры в камеру гуляли советы о том, как сделать это максимально безопасно для жизни, но такие инциденты все равно часто заканчивались сепсисом, смертью и проверкой всей колонии. Администрация прекрасно понимала, что во всех этих голодовках или порезах нет желания свести счеты с жизнью, но все равно боялась таких заключенных. Своим поведением они могли привлечь ненужное внимание, а единственное, чего боится любая закрытая система, это внимания извне.
Система исполнения наказаний тем временем на полную мощность запустила процесс превращения человека в заключенного. Есть такое понятие, как инициация, то есть присвоение человеку новой социальной роли. Суть этого процесса можно свести к одному простому закону: «забудьте все, о чем вам говорили до этого». Человека нужно научить жить по новым правилам, расставить новые приоритеты и ценности. В случае со службой исполнения наказаний это крайне важный процесс. Если студент вполне может отстаивать право на собственное мнение, отгородиться от своих сокурсников или поссориться с преподавателем, то в случае с колонией все это невозможно. Человека нужно лишить воли к жизни, собственного мнения, имени, всякой индивидуальности. В этом процессе нет жестокости, так устроена система, и сотрудники просто следуют давно прописанным правилам. Процесс инициации необходим для вхождения в любую систему, без него человек не сможет безоговорочно принять к исполнению строгие, иногда абсурдные или глупые требования.
Наглого, своевольного Валерия Ковалева, у которого всегда и на все было свое мнение, нужно было сломать. Обычно человек утрачивает волю к жизни еще на этапе подписания чистосердечного признания, но это был не тот случай.
Поначалу Ковалев мирился с плохой, совершенно несъедобной едой в колонии, но обычно, когда человек привыкает к плохому, все становится еще хуже. В конце концов молодой человек не выдержал, вылил на сотрудника тарелку с едой и возмутился «этими помоями». В тот раз его очень сильно избили в воспитательных целях и бросили в камеру. Все последующие дни он так и лежал в камере, не вставая. Никто не собирался отправлять его в больницу. Тогда он взял лезвие, которое всегда есть в любой камере, и полоснул им себе живот. Когда он залил кровью всю камеру, администрация все-таки вызвала доктора. Врач наложил скобки, а вечером молодого человека отправили в карцер на две недели. В следующий раз он порезал себя в день, когда его решили перевести в камеру с людьми, которые считались опущенными. Его опять отправили в карцер, который представлял собой маленькую холодную комнату с окном под потолком. Самым страшным здесь было то, что человек оставался здесь один на один со своими собственными мыслями. Нельзя курить, читать, говорить. Ковалев лежал в карцере, пытаясь как-то остановить кровь из резаной раны. Так прошло пятнадцать дней. Ближе к концу наказания, чувствуя, что он постепенно умирает, он прислонился к стене и закурил. За это дали еще двенадцать суток карцера.