— Дело осложняется тем, что в бумагах тех… действительно деликатные сведения. Если они попадут не в те руки… например, хоть бы и в руки вашего Департамента казенных доходов… Одним словом, там доказательства неуплаты налогов на крупную сумму. Тот, кто похищал бумаги, отлично знал, что он ищет. Несомненно, его навел некто из моих же служащих, причем из достаточно узкого их круга. Стало быть, у меня здесь служит какая-то двуличная мразь…
— И что же вы намерены предпринять?
— Ну, что я предприму, это мое дело… уж, конечно, платить этим господам в мои планы не входит. Мало того, что я их слишком сильно для этого презираю, так еще и с вашим ведомством потом хлопот не оберешься. Я знаю, что делают с теми, кто финансирует нигилистов. Так что вампира я этого найду, а вы, мой друг, найдите-ка мне предателя? Справитесь? Не даром же вас в жандармском держат? А потом мы с вами, так сказать, обменяемся нашими находками. Что скажете?
Надо сказать, что для пущей важности Герману была выдана бумага о том, что он является следователем, а не письмоводителем. И теперь он об этом даже слегка пожалел: кажется, бразильский миллионщик принял его слишком всерьез. Отказывать в такой просьбе было, конечно, нельзя: на кону могло быть раскрытие важнейшего преступление, на таком карьеру делают. Но и согласиться… а ну, как опростоволосится Герман?
— Однако причем здесь Вяземский, простите? — осведомился, он стараясь выиграть немного времени на раздумья.
— Да вот я и подумал: Вяземского убил вампир. Мои бумаги тоже похитил вампир. И сделал это в имении Вяземского, заметьте. Что если это один и тот же вампир, который по каким-то причинам работает на господ революционеров? Что если Вяземского они тоже шантажировали? Думаю, он им поводов для этого мог предоставить куда больше, чем я. А потом что-то у них не сладилось, например, его светлость пообещал на них донести, ну и дальше вы знаете. Это ведь совсем не невозможно, как вы думаете? В конце концов, не так уж много в империи вампиров, чтобы случались такие совпадения. Ума только не приложу, чем вампира могла привлечь эта шайка. Вампиры — аристократы, со всякой швалью они обычно не связываются.
— Вы так презрительно говорите о революционерах… а вы ведь когда-то и сами…
— Ох, бросьте, Герман, не надо этих дурацких намеков. Я думал, вы умнее. Да, когда-то в юности я увлекался всей этой чепухой: свобода, равенство, братство. Это нормально — заниматься в юности глупостями. Кто-то бегает за девочками, кто-то бегает за великими — как ему кажется — идеями. И те, и другие довольно быстро разочаровываются. Когда я занялся делом — настоящим делом! — я быстро понял, чего стоят все эти идеи о равенстве. Нет, никакого равенства быть не может, люди неравны по своей природе, и дело даже не в крепостном праве, которое, вы уж простите, в самом деле не мешало бы уничтожить. Дело в другом: один может работать, может делать мир вокруг себя лучше, умнее, безопаснее, а другой может только молоть языком, третий же вовсе ничего не может, только хрюкать в хлеву. И горе тому царству, где вторые получают власть над первыми при полном одобрении третьих. Нет, уж лучше держиморды в синих мундирах — не в обиду вам лично будет сказано — чем эти… противоестественные господа. А мир может изменить тот, кто может быть самому себе господином, а не тот, кто притворяется слугой народа.
— Я вас понял, — Герман едва успевал конспектировать пламенную речь промышленника. — Мы попробуем организовать следствие в этом направлении.
— Да чего там организовывать, — Пудовский хлопнул ладонью по столу. — Оставайтесь тут, да и работайте. Вашему начальству отобьем об этом телеграмму, оно вам разрешит, я полагаю. Если к завтрашнему вечеру вы представите мне обоснованный расклад насчет того, кто в моей команде является крысой, я уж сам в лепешку расшибусь, а вампира вам добуду, есть у меня кое-какие мысли на сей счет. Кстати, вы кому-то здесь уже говорили, что вы из жандармского?
— Никому, кроме барышни в приемной.
— Это Надя, моя помощница, — пояснил Пудовский. — Чрезвычайно сообразительная барышня. Я сейчас ее предупрежу, она никому не скажет. Вот что, Герман Сергеевич, оставайтесь. Надя вам поможет, подготовит документы, какие скажете.
Герману ничего не осталось, кроме как согласиться.
Глава седьмая, в которой герой, кажется, умирает
Едва стороны пришли к соглашению, Пудовский вызвал своего телеграфиста и приказал дать телеграмму в жандармское управление, а затем стал вводить Германа в курс дело.
— Про эти бумаги далеко не все знали, — начал он. — Даже о том, что они вообще есть. Только приказчики цехов — им нужно было вносить в них цифры ежедневно. Для этого им сообщали комбинацию от сейфа в конторе, где я держу бумаги, чтобы могли хоть ночью прийти да вписать. Да еще начальник охраны Давыдов, бывший драгунский майор. Проверьте их всех и скажите ваше мнение. Но негласно, конечно. А потом мы узнаем, оказалось ли ваше решение верным. У меня есть способы, чтобы узнать.