— А вы пользуетесь успехом, а! — толкнул сенатор Германа в бок и прищелкнул языком. — Не теряйтесь, этакому молодцу, как вы, надо ловить момент! В таких местах ведь не долго и карьеру сделать! Очень небезвыгодные здесь бывают знакомства для карьеры. Вы по какой части служите? Впрочем, нет, нет, не говорите, это я уж забылся, здесь про это нельзя, полнейшее инкогнито!
Он сделал шутливый жест, будто запирает рот на замок, а ключ выбрасывает.
— Однако же, как она на вас смотрит? А? А? — он хохотнул. Замок явно оказался ненадежным. — Так и ждет, видать, выхода баронессы.
— А баронесса сама участвует? — спросил Герман.
— О, что вы! Баронесса загадочна и неприступна, она как полководец: стоит над схваткой и командует. Иной раз, конечно, на ком-то и ее взор останавливается. При мне она увела в беседку одного гусарского майора, и много бы я отдал, чтобы оказаться на его месте. Верьте, снял бы свой орден Владимира из петлицы и ему бы отдал. Баронесса — она стоит ордена.
— Настолько она красива?
— Вы еще так молоды, — сенатор поцокал языком. — Тут, видите ли, дело не в красоте. Хотя она и красива, словно ангел. Темный ангел, надо сказать. Но красавиц много, а баронесса — одна. Она — тайна. Она — женственность. Она — истинная Клеопатра.
— Я много наслышан о темном обаянии вампиров, — проговорил Герман, припомнив, с каким придыханием Женя рассказывала о мужских качествах ее знакомого из «Черного предела».
— О, не приписывайте это одному лишь вампиризму, это слишком вульгарно, — сенатор слегка взмахнул рукой. — Баронесса такова сама по себе.
Он хотел что-то еще прибавить к этому, но тут над садом раздался низкий звук, словно разом взыграли сотни труб. Нечто подобное, должно быть, слышали жители Иерихона прежде, чем стены города рассыпались в прах.
По толпе прокатился взволнованный гул. Секунду спустя Герман увидел, как воды пруда расступаются, и из них медленно поднимается на тонких ножках черная платформа размером с письменный стол. Еще мгновение и на этой платформе сгустилась тьма, и прямо из этой тьмы возникла бледная темноволосая дама. Нет, даже, пожалуй, барышня — очень юная, почти девочка на вид, с выражением лица капризного и жестокого ребенка.
Одета она была в черную тунику, почти такую же, как у Ермоловой, только значительно длиннее. Кажется, общие здешние законы были для нее не писаны. Пояс на тунике был алым, и подчеркивал ее идеальную талию самым волнующим образом. Вообще, фигура барышни, как она вырисовывалась под черной шелковой тканью, была выше всяких похвал: длинные ноги, тонкая талия, волнующая округлость бедер. Герман смотрел на нее, не отрывая глаз. Ее длинные прямые волосы были распущены — тоже в отличие от прочих дам, явившихся с высокими прическами.
На землю Германа вернул пойманный им взгляд майора Ермоловой, стоявшей по другую сторону пруда, и сделанный ею жест «предельное внимание». Герман кивнул ей в ответ. Начальница была права — явно начиналось главное.
Между тем баронесса не двигалась, лишь слегка поворачивая голову. Ее глаза словно не смотрели ни на кого конкретно, а лишь — в пространство. Это были глаза сомнамбулы.
— Почему здесь так светло? — проговорила она, почти прошептала, но шепот ее, разнесенный, должно быть, магией, был прекрасно слышен Герману, стоявшему в задних рядах толпы.
Едва она это проговорила, как летающие огненные плошки начали одна за другой гаснуть, а некоторые из лакеев потушили факелы.
— Вот так лучше, — она кивнула и сделала шаг вперед. Герман подумал, что сейчас она плюхнется в воду, однако же баронесса просто стала спускаться к мраморной балюстраде по невидимой лестнице, словно просто шла по воздуху. По толпе пронесся стон восхищения.
— Благодарю вас всех за то, что почтили мое жилище визитом сегодня, — произнесла она, встав миниатюрными ножками на балюстраду. — Вы знаете, каждый, кто войдет сюда, найдет здесь то, что ищет. Желаю каждому из вас обрести искомое. Ну, а теперь… вы, конечно же, ждете этого слова…
Ее голос чуть дрогнул, она сделала театральную паузу, несколько сотен человек, казалось, слушали ее затаив дыхание.
— Ночь! — воскликнула она, тряхнув фантастической красоты волосами и убрав со лба непослушную прядку.
В следующее мгновение половина из оставшихся плавать в воздухе светильников погасла, и в толпе началось шевеление, а вслед за ним тишина взорвалась многоголосым гомоном.
— Первый выбор!
— Первый выбор!
— Первый выбор!
— Нет, это мой!
— Но позвольте!
— Первый выбор!
— Не мешайте, дайте пройти!
— Первый выбор!
— Первый выбор!
— Первый выбор! — услышал Герман уже совсем рядом с собой, а его плечо, свободное от наплечника накрыли пухлые короткие пальцы. Он повернулся и увидел рядом с собой сияющее улыбкой из-под алой полумаски лицо давешней матроны.
— Я ваша первая выбравшая сегодня, — провозгласила она торжественно. — Пойдемте, мой рыцарь. Мне уже не терпится…
— Но позвольте… — проговорил Герман, растерянно оглядевшись. — У меня, видите ли, некоторые дела…