— Я боюсь, что мы опоздаем… Этот шишковидный элемент — смотритель сказал, что он может быть самым последним, прежде, чем врата начнут открываться. Мы не можем терять времени. Ты же княжна: ты не можешь предупредить начальство магически?
— Вовремя же ты спросил! Я только сегодня переключила последний крупный канал на отца, он скоро отбывает на фронт, ему нужна вся сила. У меня остались какие-то крохи. И личный канал на князя Оболенского, шефа Корпуса, но… прости, я не активирую этот канал, пока не пойму, что ты не ошибся. Если я вытащу князя из постели, а потом окажется, что все это ерунда, мне это очень дорого обойдется.
— Если мы не успеем, если подкрепление вовремя не прибудет, это дорого обойдется всем!
— Черт, да почему ты только сейчас… почему ты в своем рапорте ничего не написал про эту беседку⁈
— Но я ведь не знал, что это достойно отражения в рапорте! Ну, беседка. Ну, стеклянная. Ну, улицы в виде звезды… Черт, да если бы я не побывал в музее…
— Нда, — протянула Ермолова, глядя перед собой в черное небо. — Если ты прав, то… черт, отцу я прямо сейчас пошлю весточку, конечно. Но не обещаю, что он сможет даже получить ее вовремя. И подавно не уверена, что сразу прибудет. Нам надо рассчитывать только на себя, так что держись крепче, сейчас я ускорю эту тарантайку!
— Подожди! Ускориться, это здорово, но нам нужно будет еще сесть ненадолго в одном месте. Это по дороге, я примерно знаю, где.
— В каком… Герман, какого черта! Ты меня вытащил из постели, не дал даже заехать в штаб, а теперь… что это за место?
Герман назвал место.
Глаза Ермоловой совсем уже вылезли на лоб.
— Или объясни мне, или я прямо сейчас разворачиваюсь и везу тебя в лечебницу для душевнобольных, — проговорила она.
— Очень долго объяснять, — вздохнул он. — Если хочешь, вези меня в дурдом. Но лучше просто поверь. Нам очень нужно спешить, а я тебе обязательно все объясню. Чуть позже, когда все закончится.
Экипаж опустился на лужайку прямо перед мраморным крыльцом некогда роскошного господского дома князей Кропоткиных. По всему было видно, что он знавал лучшие времена: крыльцо полуобвалилось, колонны кое-где потрескались, большая часть окон была заколочена досками. Некогда роскошный парк сейчас разросся, превратившись почти что в лес, и на аллеях его, особенно если отойти от дома подальше, наверняка можно было встретить лису или зайца.
Герман взбежал по осыпающимся грязно-белым ступенькам, вошел в парадные сени. Там его встретил старый лакей в мятой рубахе, сидевший на лежанке и читавший какую-то засаленную книгу с оторванной обложкой.
— Вы к барину? — спросил он, беззубо почмоковав губами. — Сейчас… сейчас… я доложу…
— Некогда докладывать, — бросил Герман. — Я прямо так. Государственная необходимость.
Он щелкнул себя по пуговице мундира, и старик испуганно вытаращил близорукие глаза, но возражать не стал.
Герман прошел через анфиладу темных комнат с зашторенными окнами. Князя он нашел сидящим в кресле на колесиках возле окна в гостиной с двумя войлочными диванами и большим книжным шкафом. Князь тоже читал.
Он был стар, но не дряхл. Совершенно седой, но с крупными и сильными руками и цепким взглядом молодых серых глаз. Больше всего он походил на отставного генерала, жаждущего снова в бой.
— Вы пришли меня арестовать? — спросил князь спокойно, взглянув сперва на Германа, потом на покорно шедшую за ним Таню. — Признаться, я давно готов.
— Нет, — ответил Герман. — Я просто пришел забрать ту вещь, которую вам отдал. Меня зовут Герман Брагинский. Вам, должно быть, говорил обо мне наш общий знакомый.
— Быстро же вы, — князь невесело усмехнулся. — Впрочем, я знал, что долго вы не утерпите без нее. А если я вам ее не отдам?
— У меня нет времени, — твердо сказал Герман. — Будут ужасные последствия, если вы ее не отдадите.
На секунду его поразила ужасная мысль: а что если князь уничтожил револьвер? О нем говорили, как о человеке эксцентричном, чуть ли не сумасшедшем.
— А что вы, собственно, собрались с ним делать, молодой человек? — спросил он, и Герман слегка успокоился. Значит, револьвер, все-таки, у него.
— Я… — Герман вдруг с ужасом осознал, что не особо-то и знает, что именно сделает с револьвером. В нем оставалось еще немного заряда, но как именно Герман мог этот заряд применить? Направить снова на себя?.. А чтобы что? Чтобы его дворянская шпага стала на дюйм длиннее? Или чтобы он самопроизвольно выучил еще одно заклинание? А как это вообще работает, он ведь так и не понял.
А еще ведь есть режимы «защ» и «прозр», которые он так и не использовал, но и экспериментировать с ними явно не время. Нужно было сделать нечто простое и надежное, но что?
— Вы не знаете, верно? — князь вздохнул. — Не знаете, но, все-таки прилетели сюда, потому что смутно чувствуете, что Узорешитель вам необходим.
— Узорешитель? — переспросил Герман.
— Да, — князь кивнул и усилием рук пододвинул свое кресло к книжному шкафу. — «Тот, кто разрывает узы». Такое название ему дал Комитет.
— Тот самый Комитет, который погиб в доме Румяновой в полно составе?