Мальчик смотрел на джинчурики скромно, но без должного страха, словно просто стеснялся говорить со взрослым. Окинув взглядом их низкорослую компанию, Гаара заприметил упомянутый мяч на крыше: они поглядывали на него с большой досадой. Неприятные воспоминания нанесли визит, не спрашивая разрешения, но Сабаку но не ощутил привычного гнева, разделив досаду вместе с этими потрепанными и пыльными детьми. Он не стал использовать песок, ощущая некое удовлетворение от того, что в нем не признали чудовище, и, запрыгнув на крышу, легко подтолкнул мяч носком к краю.
Его тут же поймали, вовлекая в игру. Странное чувство — внезапно захотелось уйти в ту точку мира, где тебя абсолютно никто не знает. Почему бы не сделать так? Если он все равно не может ничего исправить, ведь из пепла…
— Спасибо!
…времени не сложишь.
Мальчик помахал ему, спеша вернуться к друзьям. Чужое детство. Чужое счастье. Чужая семья. Чужое. Гаару в самом деле должно трогать то, что ему не принадлежит? Все еще стоя на крыше и глядя на резвящихся детей, он почти ничего не чувствует. Снисходительность. Все это ему больше не нужно, поэтому не просыпается зависть, убаюканная предвкушением возможного будущего. А возможного ли? Наруто будто бы смог, но он никогда и не был чудовищем.
***
Ирьенины прибыли в Хофу, когда уже порядком стемнело. Гаара наблюдал за их приходом с крыши гостиницы, думая о том, что это многих успокоит: они немного отдохнут, чтобы дождаться очередной катастрофы. О мотивах Кайро джинчурики старался не думать, чувствуя крайне неприятное беспокойство каждый раз, когда вспоминал его лицо. Слова Канкуро все еще теплились где-то в закоулках, отзываясь невнятным и почти призрачным раздражением. Захотелось спросить: — Почему ты убил ее?
Хотя слово «псих» заранее обесценивало любые оправдания, разве нет? В таком случае это не имеет значения. Возможно. Почему-то Гаара ощутил острую потребность задать этот вопрос конкретному лицу, но отдернул себя, подмечая, как импульсивно поддается этому желанию. Стоит лишь крохотной мысли посетить его, и он уже здесь, на чужой территории, нетерпеливо ждет свои ответы. В комнате Вару настолько тихо, что слухом нельзя заприметить ни намека на жизнь, однако джинчурики знает, что бывшая шиноби спит. На письменном столе уже догорает свеча, привлекая внимание к небрежной куче исписанной бумаги: привычка записывать свои мысли одной короткой фразой, что делало их совершенно бессмысленными для тех, кто не следил за процессом. Гаара скользнул взглядом по иероглифам, зацепляясь за одно слово, написанное и зачеркнутое несколько раз.
Трансценденция?
Он не знает, что это значит. Его привлек шум у окна: ястреб уселся на подоконник, угрожающе расправив крылья. Медленно подойдя к птице, Сабаку но с любопытством протянул к ней руку, но она щелкнула клювом в опасной близости с пальцами, не желая отдавать послание. Покрыв ладони песком, чтобы не навредить, Гаара отстегнул небольшой футляр, тут же открывая его и разворачивая небольшую записку.
«Чертовски неприятно ошибаться, верно?»
Эта фраза вызвала смешанные чувства, но джинчурики догадывался, от кого это. По крайней мере предполагал. Хлопанье крыльев разбудило Вару, и Гаара услышал, как она совершенно без желания поднялась.
— Который час?
— Одиннадцать.
Голос ее звучал устало, но когда Сабаку но протянул ей записку, она усмехнулась. Однако ничего не сказала, просто оставив ее на кровати; Кейджи поднялась и, пройдя к столу, села за него, словно была готова вот так приняться за прошлое занятие.
— Наши уже пришли? — спросила она, начиная складывать бумаги в аккуратную стопку.
— Да.
Гаара проследил за неторопливыми движениями ее рук, испещренных мелкими шрамами, и снова зацепился взглядом за вновь и вновь зачеркнутое слово.
— Чем ты занимаешься? — спросил он без толики интереса в голосе, но это был привычный притворный тон. Вару чуть пожала плечами, словно он и сам мог обо всем догадаться.
— Тем же, чем и всегда. Ломаю голову.
— Это связано с Кайро Хофу?
— С ним тоже, — она лениво улыбнулась, подперев голову рукой. — Он любопытная находка. Не то чтобы такие люди как-то удивляли меня, но он здесь так к месту. Иногда мне кажется, что фрагменты этой истории подбирал кто-то из моих родственников. Забавно, никогда не была фаталистом.
Бывшая шиноби прикрыла свои пепельные отцовские глаза, продолжая улыбаться. Она едва ли не засыпала, находясь в каком-то почти бессознательном состоянии, но говорила, будто мгновение назад думала как раз об этом. Черная свободная футболка подчеркивала острый угол ее плеч, и, вспоминая слова Канкуро, Гаара пришел к выводу, что не знает, каково это — быть физически слабым. Он тоже родился маленьким и хрупким, но ему никогда не приходилось испытывать страх перед болью и смертью, перед унижением в глазах тех, кто был сильнее.
Шукаку вновь стал изображать хруст ее костей, но джинчурики никак не изменился в лице.