Души

Султана. Он к вам не заходил, случайно? С утра ушел к цирюльнику и до сих пор не вернулся. Я вне себя от тревоги, где только ни искала. Я знаю, он переводит бесплатно жалобы властям от таких женщин, как вы, такая чистая душа, я всегда говорю, нет никакого стыда в том, чтобы стирать и помогать по хозяйству. Вот у нас служанка, и по праздникам я никогда ее не забываю, на Песах отдала ей пару туфель, как новые были. Я поспрашивала людей у вас в округе, и эта милая девочка – Масуди ее зовут, так ведь? – она сказала, что вы та женщина, которой Гавриэль помогает. Простите, я много говорю, это от тревоги. Вы не видели его сегодня?

Мне хочется сказать ей: не умеешь стеречь своего мужчину – не удивляйся, если он у тебя исчезает.

Хочется сказать ей: он тут, позади меня, мы занимались любовью, а теперь он спит.

Хочется сказать ей: тебе нужно было соглашаться, когда он предложил взять меня второй женой.

Но внезапно я понимаю кое-что, что до сих пор не желала понимать. Султана отнюдь не устраивала скандала, когда Гавриэль попросил у нее согласия взять меня второй женой. Ибо он никогда не просил.

Султана. Мне действительно очень жаль, что я вас побеспокоила. Я искала по всей мелле. Послала брата поискать за стенами, а теперь и за него беспокоюсь. Вы знаете, что с нами делают, если ловят в такой час…

Так не говорят, так не смотрят на тех, кого твой муж хочет взять за себя второй женой. Я лишь служанка, для которой ее муж бесплатно переводит жалобы властям.

Султана. Моя мама говорит, что лучше старый и больной муж, чем такой, как Гавриэль.

Мне хочется сказать ей: Гавриэль тоже стар и болен. В душе.

Хочется сказать ей: заходи и забирай его, этого лжеца.

Хочется сказать ей: он мой ангел-хранитель – только вот не охраняет, да и не ангел тоже.

Хочется сказать ей: нет мужчин, и нет женщин, и нет душ-близнецов. Все рождаются поодиночке и умирают поодиночке.

Султана. Знаете, мне кажется, что должно произойти что-то плохое. Я всегда чувствую такие вещи. Когда я была маленькая, мой папа вышел в море в рыбацком баркасе, тогда была такая же жаркая ночь, море спокойное, но…

Она всхлипывает, по щекам текут слезы. Я не испытываю жалости к ней. Я и к себе-то не испытываю жалости.

Султана. Не знаю даже, почему у меня было чувство, что Гавриэль здесь. Он порой задерживается за переводом, такой педант. Но именно сегодня не могу понять, как он позволил себе так взять и исчезнуть…

Джимуль. Почему, что особенного именно сегодня?

Султана. Сегодня наш последний день здесь. Завтра мы отплываем в Британию.

Завтра?

Султана. Гавриэль получил приглашение от господина Рагшаба, слыхали о нем? “Финиковый король”.

Завтра?

Султана. Он ведь вырос в Гибралтаре, Гавриэль, по нему видно, а? Он не отсюда, нельзя ему здесь оставаться. И нам нельзя. Я больше не могу дышать воздухом этой меллы. Поймите меня, я здесь родилась и выросла, никогда не забуду это место, но я чувствую, что мое место в другой стране.

Завтра?

Султана. Я с ума схожу от беспокойства, говорю вам. Пойду к браху, нашему глашатаю, пусть пройдет по улицам, выкрикивая имя Гавриэля. С утра он сказал, что пойдет к цирюльнику, но его там не было, я проверила. Его видели на рынке, в ряду пряностей, что ему там делать – он ни одной приправы даже унции в жизни не купил, все в доме на мне…

Завтра?

Султана. Ладно, я должна вернуться к детям, они не могут заснуть. Волнуются очень, весь день помогали мне собирать в дорогу узлы с одеждой. Знаете, каково это – упаковать целый дом? Маленькая вдруг стала рыдать, говорит: не хочу, мол, никуда ехать. И все из-за глупости, которую ей муж ляпнул, о каком-то лорде, дескать, он возьмет ее в жены… Мечтатель! Забивает ей голову, право, какой дурак! Извините меня, что я вас донимаю. Вижу, вы уже в ночной рубашке. Доброй ночи. Да поможет вам Бог!

Джимуль. Да уж, да поможет.

Картина 12

Мятный чай

Я закрываю дверь и прижимаюсь к ней спиной. Мое сердце бьется медленнее, чем обычно, кровь будто застывает в жилах. Гавриэль уже не храпит. Внезапно он чихает. Никто не чихает во сне. Да, он проснулся. И я. И я проснулась.

Гавриэль. Я все слышал, ты просто ангел, Джимуль. Ты спасла меня от великой хшумы, и я отплачу сторицей, обещаю тебе.

Мне противно в его словах все: тон, выражения, тайный смысл.

Гавриэль. Я преклоняюсь перед тобой. Любая другая женщина – ха, что это? Я заснул в твоем платье… Только представь, если бы Султана нашла меня в этом!

Он ухмыляется, мужчина, чудом избежавший позора, и снимает с себя браслет и монисто. В моих ушах все еще звучит голос законной жены: “Завтра!”

Гавриэль. Она, конечно, ошиблась, сказав, что мы уезжаем завтра. Как можно? Не завтра. Неужели я бы не сказал тебе, если бы уезжал завтра? Она разволновалась, потому что я куда-то делся. С какой стати завтра?

Слишком уж много раз он повторил “завтра”. Продолжает “сочинять”.

Гавриэль. А у тебя большая душа, ты знаешь? То, что ты сейчас сделала, свидетельствует о подлинном величии.