Душой наизнанку

Я видела душу, на странное море похожую:
В подобные хочется, — но с побережья, бережно, —
Ворваться, мужаясь, мурашась тёплою кожею
О брезжащее, блаженное, неизбежное.

Души надышалась я этой, не брезгуя разными,
А в некоторых, что в гостях, зависая до ночи…
Все желчные — густо с изнанки гноились язвами,
И язвы вблизи казались безмолвно стонущими.

Успевшей привыкнуть «без стука — через глаза»,
Мне чудится: щурятся нынче все двери — глазами.
В какие-то души я пела — как в тысячный зал;
В иные вползала — как разве что на экзамен…
И плюнула, помню, в одну, точно в ведьмин казан —
По-моему, это стряслось в районе Казани.

Я по душам шаталась, будто по кабакам,
В каждой, радуя жадность, молилась местным богам.
И случалось, что лезла в те, на каких — засов,
Но по прочим — повесой, не помнящим адресов.

Где-то топят по-чёрному, где-то — камин разрушенный:
Нет, не быть приручённой мне — разве что выть,
                  придушенной…

Я чуралась зеркал, глаз своих не даря визитом:
Сорной душеньке собственной,
            слишком не многословясь,
Все чужие предпочитала. В моей же — Совесть
Знай точила язык, неподкупна, что инквизитор:
Поселилась назло да назойливо стала в мой сор лезть
Натуральным — но призраком! —
               нутряным паразитом.

В свою не любила я бездну нырять, но в твоей
Однажды заделалась заживо завсегдатаем.
По полу — ковыль там, по стенам волной — акварель.
«Чужие заметят? Смешно: не проникнуть сюда-то им!..»

В душе твоей пахло нагретым песком, сквозняком
Да дрянью, которая склеит и то, что не клеится,
Да жухлою книжкой, открытой на главке «Закон…»
(Ньютона и Любится. Ох, извините, — Лейбница).

Я, верно, умею в души входить, как в раж.
Не это ли блажь? За неё вы меня отравите.
У мальчика там, в глубине — притаился гараж.
Обычный гараж, а на нём — «Здесь был Бог»
               вместо граффити.

Люби