Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

Мы прошли их вместе бок о бок, поэтому я все видела, знала до мелочей и глубоко сопереживала. Дочь по-прежнему ждала весточку от отца и просто погибала в неизвестности. Ожидание казалось ей вечностью. А ведь иногда даже пять минут могут решить жизнь человека.

Видя, что Алина ходила как «потерянная», я ломала себе голову, ища способ помочь ей. Принялась водить ее к различным психологам. От одного к другому, надеясь отыскать такого, который смог бы найти «магические» слова, объяснить ей правильное положение вещей. Влить в нее жизненную энергию, внушить веру в себя. Выбить из ее головы мысль о воображаемой вине.

У меня самой не получалось убедить дочь. Она не слушала меня, считая, что я просто успокаиваю ее. «Мама не может быть объективной!»

Так продолжалось четыре года, даже немного больше. Увы, даже многочисленные психологи не смогли помочь – Алина по-прежнему жестоко страдала от непонимания: за что отец порвал отношения с ней? Что в ней не так?

Чувствуя себя зашедшей в тупик, я принялась ходить по психологам одна, без дочери, прося дать эффективный совет. Все они говорили мне примерно одно и то же:

– Ваша девочка очень чувствительная. Дети ведь тоже разные и реагируют на события по-разному. Она искренне и преданно любит папу и не может понять, за что он мог так просто отказаться от нее. Не понимает и поэтому ищет вину в себе. Ее недоумение и страдания совершенно естественны. Это засело в ней очень глубоко, и только длительное время и беседы со специалистами смогут ее успокоить. По крайней мере, нужно на это надеяться…

Снова начался обход «специалистов» вместе с дочерью. И снова впустую…

Я была постоянным свидетелем того, как страдает дочь, и страдала за нее. Корила себя за то, что когда-то послушалась женщину-психолога, рассказала Алине о родном отце. Но, как говорится, «знал бы где упадешь, соломку бы подстелил…».

Но все же в нашей жизни появилось одно светлое пятно. Жак регулярно доказывал мне, что он настоящий друг. Когда Алине бывало особенно плохо на душе, он приезжал и забирал нас с ней в ресторан, на выставку или в оперный театр на ее любимые балеты. Или просто привозил ей флакон духов Жан-Поля Готье – знаменитый флакон-бюст, который тогда был в моде, напоминающий мне богиню победы Нику. Ненавязчивое внимание Жака вызывало мимолетную улыбку благодарности на молочном личике дочки, в ее не по-детски серьезных глазах. Конечно, наш друг не мог решить основную проблему, но все же приносил Алине частицу человеческого и отцовского тепла, которые ей были так необходимы. Он всегда поддерживал нас в трудные минуты.

Однажды вечером мне позвонил кто-то из московских друзей, которые вращались в тех же «тусовках», что и Максим. Сообщил, что у него родилась дочь.

Я спонтанно решила поздравить его и его жену с рождением ребенка и заодно сделать вторую и последнюю попытку достучаться до него. Рассказать о состоянии Алины в надежде, что он передумает и все же захочет поговорить с ней. Наивно подумала, что с рождением нового ребенка в нем что-то проснется. Что он захочет проявить немного отцовского тепла и по отношению к старшей дочке.

Поверив в это, я написала Максиму спокойное и доброжелательное письмо с поздравлениями, а также рассказала важные детали о состоянии дочери. В конце приписала: «Максим, если, несмотря ни на что, ты все же решил больше не поддерживать отношений с Алиной, то, пожалуйста, скажи ей это сам, хотя бы письменно. Так как самое страшное для нее – это неизвестность».

У меня остался черновик этого письма, которое я отправила заказным и с уведомлением. Примерно через две недели уведомление вернулось, письмо было получено и подписано: «М. Рождественская». То есть оно было принято женой Максима. Ответа на это письмо я так и не получила и по сегодняшний день не знаю, передано оно было или нет. Поэтому оно явилось первым и последним – было бессмысленно отправлять новое, не будучи уверенной в том, что оно пройдет цензуру.

Я была поставлена перед необходимостью признать очевидное: после своей седьмой женитьбы Максим просто вычеркнул дочь из своей жизни.

И, естественно, меня, но что меня – не важно. И все же за что вдруг, в одночасье, мы стали ему неугодны? Или мы оказались неугодны его новой жене?

Ответ на этот вопрос я узнала, поняла много позже.

Но, как будто всех этих потрясений и разочарований было недостаточно, вскоре произошли новые события, которые совершенно ошеломили меня.

В российских газетах, в одной за другой, вдруг начали появляться интервью Максима Дунаевского (некоторые с женой Мариной) с уничижительной информацией об мне.

Невероятно, но факт. Создавалось впечатление, что Максим с женой сознательно задались целью опорочить меня, причинить нам с дочерью зло. Было лишь непонятно за что.

В газетах «Экспресс-газета», «Аргументы и Факты», «Суперзвезды», «Клубный пиджак», «Московский комсомолец» и в некоторых других Максим красочно рассказывал небылицы обо мне. Искусно жонглируя словами, искажая факты, приписывая мне несуществующие поступки.