Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

Она по-прежнему вздрагивала при каждом телефонном звонке. Я видела, как дочка напрягается и вытягивает шею. Чувствовала, что она постоянно продолжает ждать звонка отца.

Ее состояние по-прежнему оставалось подавленным. Она не хотела никуда выходить, даже когда друзья приглашали нас в гости – казалось, она избегала людей. Лишь только продолжала ходить на занятия в консерваторию. Но теперь она несколько изменила направление – начала овладевать «модерн-джазовой» хореографией. Танцы были ее единственным развлечением.

Вечера после занятий в лицее дочка проводила в своей комнате – делала уроки, учила языки и слушала музыку. Продолжала сочинять мелодии на своей старенькой клавиатуре и подпевать себе в такт. Я видела ее тягу к музыке и надеялась, что она, как и танцы, станет ее отдушиной.

Однажды, придя с работы, снимая пальто в прихожей, я услышала, как Алина поет у себя в комнате. Пение было крайне грустным и несколько надрывным. Эту песню я никогда раньше не слышала. У меня кольнуло сердце – когда же моя девочка начнет, наконец, смеяться?

За ужином Алина призналась мне, что песню написала она сама.

– Это песня о папе, я ее посвятила ему… О том, что я чувствую… О том, что он покинул меня… Написала ее уже давно, а сейчас просто отшлифовала ее, – смущенно сказала она.

Я замерла. Тема отца уже давно стала у нас в доме сюжетом табу. Мы обе инстинктивно избегали ее. И о песне она никогда ничего мне не говорила.

– Молодец! Красивая песня. Я немного услышала, когда открывала дверь… А как ты назвала ее?

– Pardonne moi («Прости меня»).

От удивления у меня не сразу нашлись слова. Я внимательно смотрела на дочь, пытаясь понять.

– Алиночка… а за что же ты просишь у папы прощения?..

– За мою вину… Ведь за что-то он рассердился на меня? Видно, я что-то сделала не так. Иначе почему бы он прекратил со мной общаться? Я много думала, но ничего не могу вспомнить… понять…

Я похолодела. Опять все сначала! А мне казалось, что психологи добились успехов, избавили ее от этой нелепой навязчивой мысли. Все походы к ним оказались впустую…

Снова принялась убеждать дочь, что причина должна быть какая-то другая, что она тут ни при чем, никакой вины на ней нет. Но не говорила ей об отце плохо никогда. Он ее родной отец, а это на всю жизнь. Когда-нибудь она разберется, что к чему, сама.

Алина слушала меня рассеянно, погруженная в свои мысли.

– Мама, а можно я тебе ее сейчас спою? Скажешь честно, если тебе нравится или нет, хорошо? Ты ведь когда-то занималась музыкой.

– Да, Алиночка… конечно…

Дочь встала передо мной. Ее лицо стало очень серьезным и напряженным. Смотря куда-то сквозь меня, она запела а капелла. Нежно и мелодично, с большим чувством, с массой оттенков. У меня пошел мороз по коже.

Сильная песня. Сильный текст. Забегая вперед скажу, что много позже, когда Алина исполняла эту песню на своих концертах, то даже у некоторых мужчин в глазах блестели слезы. А в конце песни слезы появлялись и в Алининых глазах.

С тех пор я стала находить на ее письменном столе многочисленные листки, испещренные текстами стихов, песен. Она часто напевала в своей комнате, что-то записывала с игрушечным микрофоном на магнитофонные кассеты.

«Нужно бы купить ей что-то поприличнее», – задумывалась я.

Вероятно, тяга и даже страсть к музыке, которые так внезапно пробудились в дочери, были обусловлены генами. Но все же я думаю, что то самое интервью Максима, в котором он говорил, что не видит в дочери «ничего своего, кроме внешней похожести», сыграло свою роль. К моему большому сожалению, Алина все-таки узнала о нем. Мне кажется, что дочка (сознательно или подсознательно) захотела доказать папе, что у нее есть общие с ним черты, интересы, грани. Что, другими словами, она достойна быть его дочерью. Как парадоксально это ни звучит, но казалось, что Алина хотела заслужить, «заработать» это звание.

Время шло вперед, и мы двигались вперед вместе с ним.

В 2003 году Алине исполнилось 20 лет.

День рождения дочери «пышно» отпраздновали в доме Жака в теплой компании – вместе с моими и Алиниными друзьями.

К тому времени дочь закончила консерваторию по классу танцев – 10 лет реализации ее страсти к универсальному языку жестов. Алина выросла высокой – 1 метр 74 и поэтому, после долгих колебаний, решила, что в профессиональный балет не пойдет. Несмотря на то, что мсье Тома в последние годы настойчиво подталкивал ее к тому, чтобы она сделала танец своей профессией. Даже неоднократно вызывал меня на собеседования, уверял, что у нее есть все данные для того, чтобы стать примой. Просил уговорить дочь.

Но Алина уже сделала свой выбор – принялась интенсивно работать: писать музыку и тексты песен, для начала на трех языках (владея четырьмя), а также петь, занимаясь вокалом самостоятельно.

Параллельно дочь поступила в Сорбонну, на факультет изящных искусств. Обучение было бесплатным, и она даже получала небольшую стипендию, регулярно сдавая экзамены «на отлично».