Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

– Нина… Алина запретила мне что-либо рассказывать, но я вынужден поговорить с вами – у меня нет другого выхода! У нас группой сейчас готовится большое турне. Мы должны усиленно репетировать, а я вижу, что Алина не в состоянии. Она сама не своя – после своей недавней поездки в Москву. На репетициях рассеянна, не может сконцентрироваться, на глазах слезы. В общем… дело в том, что отец снова порвал с ней отношения! Что с ним произошло, она не знает и не может понять. На самом деле все ее поездки к отцу проходили совсем не так приятно, как она вам это говорила! Мне она все сказала, но я и сам был свидетелем того, как плохо обращалась с ней жена ее отца!

Мне стало не по себе, бросило в озноб. Снова какой-то кошмар…

Почему дочь ничего не рассказывала мне?! Верно говорят, что все тайное становится явным рано или поздно, вот и подтверждение!

Я за минуту собралась, схватила сумку, ключи от машины и полетела к Алине.

Дочь опешила от моего неожиданного появления без предупреждения – у нас так было не принято. Под моим давлением она созналась, что ничего не рассказывала мне, так как не хотела расстраивать меня. Боялась также, что если я узнаю, то стану отговаривать снова ехать к отцу. А ей очень хотелось продолжать видеться с ним.

– Совершенно ничего не понимаю, что снова произошло с папой! Почему он на меня рассердился? – В ее глазах стояли слезы.

Я же продолжала настаивать на том, что хочу услышать правду, и только правду. Алина разрыдалась. После долгих колебаний она рассказала мне подробности ее поездок к отцу. То, что я узнала, глубоко потрясло меня.

В самый первый приезд дочери к отцу Максим приехал в аэропорт встречать ее и Давида вместе с женой Мариной. Алина, естественно, надеялась на теплый семейный прием, но, к ее удивлению, как только они вошли в квартиру, началось «выяснение отношений».

Алине учинили допрос – почему я рассказала в интервью журналистке из газеты «Московский комсомолец», что у дочери на почве депрессии, вызванной резким исчезновением отца, развилась анорексия. Это было чистой правдой. Я дала это интервью на полном основании, как опровержение высказанной публично лжи обо мне, оставляя за собой законное право рассказать истинное положение вещей, хотя бы часть его.

Но Марина настойчиво продолжала атаковать мою дочь, хотя она была тут совершенно ни при чем и даже ничего не читала (я стремилась избавить ее от лишних негативных эмоций). Внушала Алине, что в том, что отец внезапно исчез из ее жизни и не общался с ней семь лет, нет ничего особенного!

Что дочь не могла из-за этого страдать!

Что у нее не могло быть из-за этого анорексии и приверженности к одежде черного цвета!

Марина устроила ей настоящий «прессинг», обвиняя меня во лжи и внушая моей дочери, что всего этого не было, не могло быть. Как будто она знала лучше Алины, как она прожила те семь лет и что она чувствовала по отношению к отцу!

Помимо прочего, Марина резко бросила ей:

– Твоя мать дура, и журналистка, которая писала интервью, тоже дура!

Потрясенная таким «гостеприимством», такой грубостью, дочь попыталась встать на мою защиту, попросив Марину не оскорблять меня, «не говорить о маме плохо». Но Марина продолжала расходиться и давить на нее.

У меня напрашивается очевидная догадка: Марина решила, что дочь должна понести наказание за меня – за то, что я открыто сказала правду. За невозможностью сделать это со мной. Пригласила Алину «в гости» для расправы, а вовсе не для того, чтобы установить добрые семейные отношения.

На Давида внимания не обращали – он был «мебелью», так как ничего не понимал по-русски. Но, даже несмотря на незнание русского языка, он очень быстро почувствовал неприязненое и даже враждебное отношение Марины к дочери ее мужа. Тоже чувствовал себя неловко и старался поддержать свою девушку, как мог.

Алина была ошеломлена, очень расстроилась – она столько лет не видела отца, так ждала этого радостного события, трепетно готовилась, а тут такое!

Под таким агрессивным напором совсем растерялась, не зная, как ей быть, что отвечать. Ведь спорить с Мариной и что-то доказывать неизбежно создало бы конфликт, а она ведь приехала в радужных мыслях о том, что папа, наконец, понял, как ей его не хватало, поэтому и решил наладить отношения. Возможно, если бы дочь выросла в России, то быстро нашла бы способ парировать подобные обвинения. Но за долгие годы жизни во Франции у нее сложилось иное видение вещей, иной менталитет. Алина была просто парализована всем происходящим.

Возможно, в тот самый первый вечер в гостях у папы все закончилось бы большим скандалом и досрочным возвращением Алины домой, если бы не вмешался Максим и не усмирил жену. По словам дочери, позднее он также гасил конфликты, которые провоцировала его супруга.

Следующий день стал мирной передышкой. К приятному удивлению Алины, Марина предложила ей пройтись вместе по магазинам в коммерческом центре.