Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

Узнав, что отец в своем интервью назвал Марину «музыкантом», и в надежде найти общие интересы, Алина как-то попросила ее что-нибудь сыграть на стоящем рядом белом рояле в гостиной. Марина отказалась, сославшись на свои ногти, которые ей «мешали». Обычно музыкантам они не мешают и тем более на домашнем уровне.

Были и другие эпизоды, по которым было понятно, что папина жена установила дистанцию и не хочет идти Алине навстречу даже в мелочах, которые ей ничего не стоят. Одним словом, все попытки дочери хоть немного сблизиться с женой отца потерпели фиаско. Добрых, доверительных отношений не получалось.

Однажды днем, когда Марина отлучилась в салон-парикмахерскую, находящуюся в их доме, Алине, наконец, впервые удалось по-настоящему поговорить с отцом. Задала ему вопрос, который мучил ее уже долгие годы: почему папа в свое время не признал ее своей дочерью официально, документально? Что в ней «не так»? Чем она хуже других его детей?

Вначале Максим ответил дочери, что «сразу после рождения признал ее документально, зарегистрировал в отделении загса» (!). Но на вопрос дочери: «В каком именно загсе, папа?», он так и не смог «вспомнить» в каком. Что естественно.

Затем попытался все свалить на меня. Мол, во всем виновата я – лишила его дочери, а дочь лишила отца, так как «предпочла уехать с французом».

Услышав такой ответ, Алина, конечно, опешила, но не стала докапываться до истины, чтобы не перечить ему. Ответила только, что не хочет «вмешиваться в отношения родителей», «судить» того или другого.

Вернулась Марина, и они с Максимом ушли ужинать в какую-то компанию, оставив ее дома с няней и с маленькой Полиной. Ускользнув от них, расстроенная Алина решила позвонить мне. Не поздоровавшись, дочь быстро, полушепотом, проговорила срывающимся от волнения голосом:

– Мама… я не буду обижаться и упрекать тебя… но скажи мне правду… зачем ты сделала это?! Почему ты заставила папу отказаться от меня?!

От шока и ужаса от услышанного у меня зашлось сердце. Я объяснила дочери, что это неправда. Но она не верила мне!

– Мама, но не может же папа выдумать такое! Невозможно! Это слишком важно! Поклянись мне, что все это так, как ты говоришь!

Алина находилась в полном смятении. У нее даже дрожал голос.

Чтобы убедить ее в том, что я говорила правду, мне пришлось пообещать показать ей копии ее свидетельства о рождении до того, как ее оформил своей дочерью Мишель (что я и сделала позднее).

Но в голосе дочери по-прежнему звучали слезы и горечь.

– Мама… но как все это возможно?!. Почему?..

– Алинуся… папа не признал тебя маленькой, хоть и обещал. Но это не страшно, при желании все можно исправить. Спроси его, если он согласен сделать это сейчас. Думаю, это было бы справедливо. Во всем мире своего ребенка можно признать в любом возрасте, хоть в 40–50 лет. Спроси его, если так ты себя бы лучше чувствовала.

Да, я дала ей такой совет совершенно искренне. Да, я считаю, что так было бы справедливо. Почему между детьми должна существовать разница? Максим ведь был согласен на рождение дочери, пообещал признать ее, когда увидел малышку. Лучше поздно, чем никогда. Существует же великодушие в нашем бренном мире, даже далеко ходить не надо, есть такой Андрей Кончаловский. Да и не только он.

– Хорошо, мама. Я спрошу папу… Ты только не переживай, хорошо?.. Я тебя очень люблю…

– Хорошо, Алиночка…

Легко сказать… Я еще долго не могла прийти в себя. Хоть уже и взяла себе за правило больше не удивляться тому, что делает или говорит Максим, но все же этот новый эпизод был мне острым ударом в сердце.

Неужели отец сознательно стремился ложным путем настроить дочь против матери?!

Позднее я узнала, что на следующий день Алина улучила момент и задала отцу вопрос, такой важный для ее сердца, сознания и достоинства. И, конечно, без какой-либо задней мысли. Спросила лишь, раз он «всегда был согласен», то можно ли было бы осуществить ее признание теперь? Ей казалось совершенно естественным быть признанной дочерью своего родного отца, тем более после того, как она узнала и полюбила его.

Максим задумался, обещал подумать. В конце концов, он согласился день или два спустя. Но при этом сложилась очень любопытная ситуация.

Первоначально ответил, что это невозможно, что «слишком поздно по возрасту» – по возрасту дочери. Для подтверждения своих слов даже повез ее к своей знакомой адвокатессе. Женщина радостно встретила Максима и восторженно благодарила за билеты в театр, которые он привез ей в подарок. Затем повернулась к Алине.

– Максим Исаакович не может официально признать вас дочерью! Уже слишком поздно. Законом это предусмотрено до 18 лет, а вам уже 21!

На этом прием закончился.

Алина была в недоумении, так как наши друзья-москвичи, грамотные, образованные люди, дали совершенно другую информацию о законах в этой области. По дороге домой она сослалась на них отцу, высказав свое удивление.

– Папа, ты уверен, что твоя знакомая – опытный адвокат? Наши московские друзья уверяли, что признать родного ребенка можно в любом возрасте, даже в 40–50 лет…