Два евро на сдачу

– Послушай, пожалуйста. Ты и правда мне понравилась, но после твоего отказа – даже не первого, наверное, третьего – мне пришел в голову этот эксперимент. А после того, как ты фактически взяла меня в заложники у кафе, я решил немного изменить его условия. К тому моменту я уже смирился, что между нами ничего не будет. Вот и решил втереться в доверие и выяснить, почему ты не подпускаешь к себе людей.

– Каких людей? Тебя? Да потому что тебя вообще надо держать ото всех подальше! Интуиция меня не подвела!

Даниэль вздохнул.

– Да, это было подло с моей стороны. Но после нашей поездки на кладбище я оставил всю эту затею и стал думать, с чем я вообще пойду к своему научному руководителю. Я понял, что вел себя отвратительно, я этим не горжусь. А потом и вовсе я почувствовал что-то к тебе… Что-то, чего еще ни разу вот так не ощущал.

– Что, интересно? Стокгольмский синдром? Я его взяла в заложники! Да катись ты к черту со своей аспирантурой! Фрейд недоделанный! Чтоб тебе всю жизнь слушать нытье неудачников, которые наматывают сопли себе на кулак!

– Подожди. – Даниэль внезапно просиял от озарения. – Ты ничего не вносила в файл?

– Что? Думаешь, захотела помочь твоему исследованию? – возмущенно воскликнула Кларисса.

– Ну или ничего не удаляла? – Он повернулся к ноутбуку и открыл папку, где хранился этот файл. – Смотри, дата последнего изменения – девятнадцатое декабря. Это на следующий день после нашего выезда из Лилля. Мы приехали в Париж восемнадцатого.

– Даже если ты мне сейчас сказал правду, это не отменяет того факта, что ты мне врал всю дорогу.

– Все было правдой. Абсолютно все. Я не сказал тебе только, где учусь и работаю, хотя психология или философия – не велика разница же, и скрыл то, что взял за основу своей статьи одну из твоих проблем.

– Одну из? – Кларисса смотрела на него не моргая. – Сколько же ты их насчитал?

– Да я не считал! – всплеснул руками Даниэль. – Их у всех полно.

– И какую же мою проблему ты решил выставить на всеобщее обозрение?

– Страх ответственности. И это очень распространенная проблема среди многих взрослых. Поэтому стало интересно.

Кларисса убедилась, что все сложила, закрыла замок-молнию на сумке и повернулась к Даниэлю:

– И с чего ты взял, интересно, что я боюсь ответственности?

– Ты уверена, что нам нужно продолжать этот разговор? – мягко спросил Даниэль.

– Да, выкладывай. Я имею право знать.

– Ну… Ты жила в доме, где единственными так называемыми взрослыми были два больших ребенка – твои родители, которые не умели разрешить свои проблемы, не то что тебе помочь. И, насмотревшись на них, ты сделала выводы о взрослении. Приняла решение не становиться взрослой. И вот возник вопрос: чем ты, в таком случае, отличаешься от них? Ты не пускаешь никого в свою жизнь, защищаясь сарказмом и, откровенно говоря, плохим отношением к людям – от недоверия до презрения. Причем заранее, не зная их и не пытаясь узнать. Потому что ты, будто маленькая девочка, боишься, что тебя обидят, а ты этого не вынесешь. Потому что только у взрослого человека может быть опора на себя, а дети от этого всего ломаются. Ты убежала из дома и продолжаешь бежать – от других, от близости, от этой самой ответственности, в конце концов, сваливая вину за свою жизнь на звезду мюзиклов. А если не на него, то на родителей. Спрашивая советов у умершей бабушки. Но ведь это ты сама принимаешь решения, тебе просто хочется, чтобы кто-то другой нес за них ответственность. Ты, между прочим, очень высокомерно ведешь себя, не желая сближаться с другими. Ты заранее решаешь, что тебя не полюбят и предадут. Ты даже не даешь человеку шанс самому выбрать и принять решение – любить тебя или нет.

Кларисса шумно выдохнула через рот и поджала губы.

– Я думаю, наш сеанс окончен. Спасибо, доктор. Я вышлю вам чек по почте.

Она развернулась и пошла к двери.

– Скажи мне честно, Даниэль… – Она повернула голову в его сторону, открыв дверь.

– Да?

– Там, в Лилле, ты согласился поехать со мной только для того, чтобы собрать больше материала обо мне?

Даниэль шумно выдохнул ртом, прижав ладони к вискам, а потом нехотя кивнул с виноватым видом. Кларисса поторопилась закрыть за собой дверь и ускорила шаг. К горлу подкатил огромный ком, из-за которого невозможно было дышать, а взгляд затуманился слезами.

Дома