Два евро на сдачу

Улица де Флер, дом двадцать семь. Кларисса сидела в машине, глядя на это непримечательное четырехэтажное здание с обшарпанным фасадом, к парадному входу которого вели десять ступенек разной высоты. В детстве она столько раз сбегала вниз и поднималась наверх по ним, что могла подняться по ним без перил и с закрытыми глазами, ни разу не споткнувшись. А вот их почтальон постоянно спотыкался на пятой, самой высокой ступеньке. Кларисса видела его всякий раз, когда сидела за своим письменным столом, притворяясь, что делает уроки. Вот и окно ее комнаты – слева от парадного входа на втором этаже. Створки полностью закрыты, шторы плотно задернуты. Запах шалфея, дымящегося рядом на подставке, уже как будто и не успокаивал, как и Момо в руках. Хотя держать этого дракона с плюшевой шерстью было приятно.

Решившись, Кларисса все же вышла из машины. Парадная дверь была закрыта на кодовый замок. Три, шесть, восемь, один, четыре, пять. Казалось, ничто не могло стереть эту комбинацию цифр из памяти Клариссы. Три пары цифр, каждая из которых в сумме давала девять, как и цифры номера дома – два и семь.

Второй этаж, квартира направо. И без того всегда маленькая, лестничная площадка на две квартиры сейчас, казалось, была такой крохотной, что не вмещала в себя достаточно воздуха даже для одного человека. Коричневая деревянная дверь с заржавевшими петлями. Облупившаяся краска вокруг замка.

– Не елозь ключами по двери! Ты же испортишь краску!

Отец учил меня самостоятельно закрывать и открывать дверь, чтобы меня не нужно было провожать в школу и встречать, когда закончатся уроки.

– Зажми остальные ключи в кулаке, пока поворачиваешь этот!

А длинные ключи никак не умещались в кулачке шестилетней девочки. Я не могла понять, почему это так важно, но прикрыла место под замком другой рукой, чтобы ключи бились об нее. Отец только что-то прорычал недовольно и спустился вниз. Я потянула дверь на себя, чтобы убедиться, что она закрыта, и побежала за ним.

Куда они ехали с отцом в тот день? Порой память услужливо сохраняет лишь то, что хочется поскорее забыть.

Кларисса прислонилась ухом к двери. Тишина. Может, никого нет дома? В этой мысли, промелькнувшей в голове, было столько надежды. Странно, как иногда мы стремимся что-то сделать, а сами всей душой надеемся, что что-то помешает этому случиться. Мол, я сделал все, что мог. Видимо, не судьба. Вроде как и совесть чиста, и ответственность не на тебе.

Ответственность…

Кларисса поднялась на один лестничный пролет и села на верхнюю ступеньку. Что Даниэль вообще понимает? Он даже не практикующий психолог. Начитался книжек и ставит всем диагнозы налево и направо. В жизни все не так однозначно и просто. Хотелось сказать, что он несет чушь. Хотелось думать, что все у нее нормально с ответственностью. Да, вероятно, она перегнула палку с Патриком Люмо. Просто ей не хотелось разбираться с родителями, поэтому она свесила все свои проблемы на первую попавшуюся значимую фигуру из детства. Ну и что? Разве это отменяет ее злость на родителей? Разве не они ответственны за то, каким вырос ребенок? А если он вырос неуверенным в себе, даже иногда ненавидящим себя за некоторые свои качества, то разве не на их плечах ответственность за то, что они воспитали его таким? Ведь не он сам выбирал, что думать о себе. Он видел себя только таким, каким отражался в их глазах… Задать бы эти вопросы Даниэлю, раз он в этом что-то смыслит. Или считает, что смыслит. Но страшно, что он начнет забираться своими вопросами и рассуждениями в такие части сознания, в которые совсем не хочется смотреть. Да и не будет больше никаких разговоров с Даниэлем… Где находится дом Клариссы, он не знает. А номерами телефонов они так и не обменялись. Зато он сможет вернуться к Рождеству домой. Или к своей маме.

К маме…

Клариссе совсем не хотелось идти в таких растрепанных чувствах к родителям. Чтобы выдержать конфронтацию с ними, ей необходима была полная боевая готовность, целостность, собранность. Ничего этого у нее сейчас не было. И с чего она взяла, что они еще живут здесь? Все-таки восемь лет прошло… Кларисса махнула рукой, будто отгоняя эту мысль. Нет, они друг друга терпели шестнадцать лет – и это только при ней. Вряд ли что-то изменилось. Кларисса понимала, что если сейчас не доведет дело до конца, то уже никогда не вернется сюда. Проще будет оставить эту идею и жить уже дальше как получается.

Она уперлась локтями в колени и опустила голову на руки.