Два героя. Последний инка

— Когда я смогу послать королю донесение, что постройка судов окончена, и что я двинулся на Теночтитлон. Когда в Испании узнают, что мы собираемся брать столицу приступом, то убедятся, что мы не разбиты, и клевета наших врагов не повредит нам. Впрочем, ведь Авила явится не с пустыми руками. Столько золота и драгоценных камней никто еще не посылал из этих земель в Кастилию. Я уверен, что Авила отдаст все золото королю, потому что возвращается в Испанию счастливым наследником; насколько я знаю этого человека, Сандоваль, наш храбрый Авила не вернется в Мексику. Он предпочтет блистать грандом при дворе и уже поэтому не станет умалять славы наших подвигов. Он не взял бы на себя роли посла побежденного Кортеса, а скорее будет хвастать, что послан победоносным начальником. Он поступит так уже потому, что обеспечит за собой частицу благодарности короля.

— Теперь я понимаю, почему твой выбор пал на строптивого Авилу. Ты совершенно прав.

— Правда, с отъездом Авилы Альварадо потеряет друга, — продолжал Кортес. — Но ты должен заменить ему Авилу, потому что я нуждаюсь в «Солнце» ацтеков и, как тебе известно, ценю мужество Альварадо столь же высоко, как и твое. Он все еще сердится на меня за то, что я назвал его сумасшедшим, в Теночтитлоне он, действительно, вел себя так. Но между нами должно царить единодушие и дружба, если мы вторично хотим овладеть столицей ацтеков. Я рассчитываю на тебя.

На дворе прогремел первый выстрел, призывающий Рамузио. Вслед затем явился Лопес, смущенный и недовольный.

— Ну, что, Лопес, готов ли отряд выступить на поиски?

— Да, начальник, — ответил Лопес, — индейцы готовы, но мне не удалось набрать пятерых охотников из испанцев. Только мой верный курьер Виллафана изъявил согласие, а остальные не хотят и слышать об этих ночных поисках.

Лопес опасался, что Кортес вспыхнет от негодования при виде такого отсутствия товарищества среди подчиненного ему отряда и осыплет его как местного начальника упреками, но он ошибся. Кортес, напротив, выслушал его с веселой улыбкой и бросил на Сандоваля многозначительный взгляд.

— Бедный Рамузио, — сказал Кортес, — он не пользуется любовью товарищей, но он испанец. Скажите нашим солдатам, Лопес, что Кортес дал клятву не покидать в беде ни одного испанца, и что он отправляется в лес искать заблудившегося, которого, быть может, постигло несчастье. Сандоваль, — обратился он к своему другу, — одолжи мне свою собаку Гектора, у нее прекрасное чутье.

— С удовольствием, — ответил Сандоваль, — но у меня также есть к тебе просьба: позволь мне идти с тобой. Я не хочу сидеть сложа руки, когда Кортес работает.

— Прекрасно, товарищ! — воскликнул Кортес. — Я с удовольствием принимаю твое предложение и уверен, что мы найдем Рамузио. Но вы, Лопес, достаньте нам какую-нибудь вещь Рамузио, лучше всего старые чулки или сапоги. В Тласкале вас всех щедро наделили индейскими сапогами: на каждого солдата пришлось по две пары запасных.

— Будет исполнено! — ответил Лопес и быстро вышел из комнаты.

— Они знают, где он скрывается и потому не считают нужным искать его, — заметил Сандоваль.

— Ты ошибаешься! — возразил Портер. — Я почти уверен, что этот юноша не имеет ничего общего с заговорщиками.

Они вышли. Индейцы стояли в полном сборе с факелами, и к ним теперь примкнул также весь испанский гарнизон.

— Если Кортес идет, мы следуем за ним! — раздались со всех сторон крики навстречу главнокомандующему.

— Если бы то был кто-либо другой, то мы и раньше не задумались бы идти! — говорили другие.

— Но это севильский вор!

— Это негодяй, на совести которого лежит смерть отца!

— Ого, Лопес, — обратился Кортес к корабельному инженеру, — неужели Рамузио здесь в лагере пользуется такой дурной славой? Вы ничего не сказали мне об этом.

Лопес подошел к Кортесу и рассказал ему все то, что Виллафана в этот день передал самому Рамузио.

— Прошлое Рамузио стало известным в лагере только за несколько минут перед тем, — закончил он свой доклад. — Эту весть распустил Торрибио из Севильи; он ручается за их справедливость.

Кортес задумался. Если бы стал доискиваться, какие причины заставили его воинов покинуть отечество и искать счастья в Новом Свете, то, по всей вероятности, среди его войска нашлось бы множество более преступных, чем Рамузио.

Во время рассказа Кортес надвинул свой шлем глубоко на глаза и украдкой следил за Виллафаной, который не спускал с него глаз и с видимым напряжением ждал, какое впечатление произведет этот рассказ на главнокомандующего.

— Этого я не знал, — сказал Кортес, пристально глядя на Виллафану. — Может быть этот человек и не стоит того, чтобы мы шли его искать. Как ты думаешь, Сандоваль?

Глаза Виллафаны сверкнули радостью; но затем после ответа Сандоваля полные ожидания снова остановились на Кортесе.

— Он испанец, — сказал Сандоваль, — и в чем бы он не был виновен, все-таки он наш товарищ, которому мы поклялись помогать в нужде и опасности.

— Верно, Сандоваль! — воскликнул Кортес. — Мы сдержим свое слово. Итак, вперед!