Два года скитаний. Воспоминания лидера российского меньшевизма. 1919-1921

Кроме членов нашей организации к нашей тюремной группе примыкали и некоторые беспартийные рабочие. Беседы в клубе и чтение «Социалистического вестника» очень сблизили их с нами. Группа социалистов-революционеров также пополнилась новыми членами, главным образом из числа сидевших уже второй год в Петрожиде и теперь переведенных к нам. Многие, числившиеся эсерами во время пребывания нашего в крепости, как я уже упоминал, успели напечатать покаянные письма, и их освобождали. Из среды нашей группы подобное письмо неожиданно написал Скворцов, молодой рабочий Экспедиции заготовления государственных бумаг, выступавший у нас в клубе все время как крайний правый и обличавший партию в соглашательстве с большевиками. Хитрый малый написал в ЧК двусмысленное письмо с заявлением, что он никогда не разделял и не разделяет партийной позиции, предоставив самой ЧК догадываться, в каком смысле он не разделяет. Немедленно исключенный из клуба, он имел нахальство требовать отмены этого решения, угрожая, что иначе он по выходе на волю будет обличать меньшевиков. К сожалению, его пример соблазнил его товарища по Экспедиции, человека, обремененного семьею, которую скудная помощь со стороны рабочих не могла спасти от голода.

Группа эсеров меньшинства (так называемый «Народ») также имела в нашем коридоре двух своих представителей. Левые эсеры имелись в количестве четырех-пяти человек. Наконец, много было анархистов всевозможных толков.

Среди последних особую интересную группу представляли «американцы», то есть русские рабочие, жившие в Америке и соблазнившиеся слухами о российском коммунистическом Эльдорадо. Действительность готовила им по приезде самое горькое разочарование, и они массами попадали в советские тюрьмы. Пережитый опыт сильно отразился на их настроении, заставив их несколько изменить свой взгляд на политическую свободу и проникнуться жгучею ненавистью к большевикам. С одним из таких сотоварищей по заключению, рабочим Р., мне пришлось встретиться в Риге: он был выпущен на свободу, но затем ему грозил новый арест, и он предпочел скрыться. С невероятными трудностями добрался он до Риги и, узнав здесь из газет о моем приезде, разыскал меня, прося помочь ему добраться до Америки. Он говорил мне, что теперь все силы свои посвятит тому, чтобы раскрыть американским рабочим глаза на действительный характер большевистского режима. В какую обстановку подозрительной слежки были поставлены вернувшиеся в России «американцы», показывает следующий маленький, но характерный факт: среди заключенных в нашем коридоре был один, арестованный чекистами на улице за слишком откровенный разговор с двумя «американцами», обратившимися к нему за какими-то указаниями.

Через тюрьму все время проходили громадными массами заключенные – рабочие, мелкие служащие, матросы и красноармейцы. По сравнению с тем, что я наблюдал в Бутырской тюрьме два года тому назад, состав заключенных резко изменился. Выглянешь во двор, где идет прогулка, и уже почти не видишь хорошо одетых фигур «спекулянтов», высших служащих, белогвардейских офицеров. Они попадаются, но тонут в сплошной серой массе простого народа. А в непрерывно набегающих на тюрьму новых и новых волнах заключенных, как в кинематографе, отражается вся жизнь города. Вот открылся петроградский порт, и начинают приходить суда с иностранными грузами. Очень скоро по составу тюремных обитателей можно с математической точностью установить интенсивность жизни порта и характер привозимых грузов. Встретишь на прогулке новую группу заключенных и в ответ на вопрос: по какому делу? – получаешь: за муку, за фасоль, за селедки и т. д. и т. п. Ненормальные условия жизни насильственно толкают людей на хищения. Привезенный груз по дороге к правительственной инстанции, являющейся его собственницею, десятками каналов утекает на вольный рынок: сотням людей, прикосновенных к разгрузке, перевозке, хранению и распределению, это проходит благополучно, а десятки попадают в тюрьму.