Два клоуна

Болею

Болею.

Вздыхаю часто,

Выдыхаю тяжко.

Голова болит,

Глаза слезятся.

Жалею себя.

Ну как же,

Надо же,

Вот же ж

Угораздило.

Рисую.

Пробелы мелом

Закрашиваю,

И сквозь

Пелену белую

На жизнь

Поглядываю.

Болею.

Не телом.

Душа сгорела

И почернела,

От едкого дыма

Глаза слезятся.

Рисую,

Пишу.

Наверное,

Выздоравливаю.

Разговорилась с поэтом томным

Разговорилась с поэтом томным:

«Не печатают меня, упираются,

А я хочу сохранить для потомков…»

А потомки в этом нуждаются?

Плох тот рядовой,

Кто не хочет стать генералом,

Рядовой – он на передовой,

И не ест свой хлеб даром.

Не печалюсь, слагаю вирши,

Может, не стану я генералом,

Но со всеми в окопах кормлю я вшей,

Хоть их покормлю кровью-нектаром.

А случится – напишу шедевр,

И захочу прославиться,

Попрошу бумагу помягче и печать офсет,

Чтоб читалось и хорошо мялося.

* * *

Это, наверное, от зависти

К чужому слову печатному,

Не буду себе лукавить,

Стихи у него аккуратные,

Но уж очень заштатные,

Мелкие, ниочёмные,

Не печатайте их,

Пожалуйста.

* * *

Позвонил мне поэт с ответом,

Прочитав мой шедевр в инете,

Приготовилась – будет бить,

А он как давай мой опус хвалить:

«Не побоялась, указала бездарям».

Короче – выразил мне соболезнование.

Да, поэт – птица гордая,

На земле стоит твёрдо он,

И летать им совсем без надобности,

Поди, разгляди в небе жаворонков.

Во чужом глазу нам соринка видна,

А в своём – лес сплавляет слепой сатана,

А мы: вау! У меня дар Божий!

А нам Боже – всё что негоже.

Прости, Христа ради, тебе писала,

А оказалось – себя увидала.

* * *

«Я бы хотела быть жаворонком,

И пусть даже я точка в небе,

С оперением не ярким, не пафосным,

Я готова на воде и хлебе…»

Так мечтала курица пёстрая,

Возле курятника похаживая,

А хозяйка точила нож острый:

«Сегодня на обед лапша домашняя».

Не доросла пока

Не доросла ещё, не доросла

До понимания философов, идей,

Где раздеваются актёры догола,

Чтоб что-то объяснить всем тем,

До кого что-то не дошло пока.

Не доросла ещё, не доросла

До оправданья тех, кто забывает матерей,

Чтобы цепными псами охранять, что нажила,

Чтоб быть шутом у местечковых королей,

Чтобы за хлеб – «чего изволите» и кабала.

Не доросла пока, не доросла,

Но я стремлюсь, работаю, тружусь,

Чтобы душа коростою не обросла,

Чтобы не делать то, чего стыжусь,

Чтобы летала я, а не ужом ползла.

Чтобы не бросить камень и попасть,

Чтобы не сделать подлость и гордиться,

Чтоб в этом лживом мире не пропасть,

Не блатом, а трудом всего добиться,

Чтоб пред соблазном устоять и не украсть.

Но где источник чистый отыскать,

Чтобы воды напиться и отмыться,

И после этого, как в той игре,

Навечно чистым сохраниться,

И быть счастливым и в богатстве, и в нужде?

Не доросла пока, не доросла,

Как любопытно, до чего ж я дорасту,

То ли пойду доить козла[5],

То ль с посохом по свету побреду

И где-нибудь сгорю дотла,

Пытаясь сеять красоту и доброту.

А если зёрна не взойдут,

И осенью пожну я пустоту,

И рухнет мир в дерьмо и черноту,

В чём оправдание себе найду?

Не доросла пока, не доросла,

И потому стою

На перекрестии дорог,

Я бы пошла,

Но камня нет,

Где выбиты слова

Куда идти,

И потому в раздумье —

Сумею ли пройти

Любым путём,

Оставшись цельной,

С чистою душой…

Не знаю,

Не уверена пока.

Я постою,

Подумаю ещё.

Пока не доросла.

* * *

Имею ли я право

Всех звать туда,

Где не была сама,

А вдруг пою людей отравой,

И они правы, а не я?

Петербуржская фата-моргана

За окошком серо, грустно и ветрено,

Погоды стоят непонятно-невнятные,

Интересно, куда уходят поэты,

В какие дали приватные?

Я думаю, им позволены путешествия.

Летом, на Невском, при свете луны

Видела Анну Андреевну во всём блеске:

Синее платье, шарф золотой, плечи обнажены.

Лёгкой походкой в сумерках сероватых,

Шла мимо арок, резных дверей,

Вдоль каналов, мостов горбатых,

Мимо грустных домов и уснувших церквей.

И слава, шлейфом духов дорогих,

Уже не важная и не нужная

Плелась по пятам, читая вслух,

Шёпотом питерским, чуть простуженным,

Стихи её, связанные крючком обычным,

В воздушное узорчатое кружево,

Которое выглядит совершенно трагичным,

Так как расшито чёрными жемчужинами.

Прошлась, увидела, что хотела,

И, завернувшись в седой туман,

Растворилась и вмиг исчезла,

Петербуржская фата-моргана.

* * *

Они не ушли в никуда насовсем,

Мы их просто не узнаём в суете.

Про любовь

– Ты грустишь.

Что-то не так?

Может, я чем помогу?

– А что ты можешь?

– Я много могу!

Могу с неба достать

Луну

И отправить тебе

в конверте.

– Нет, Луна не нужна.

Мне мало Солнце светит.

– Вот Солнышко не могу.

Сама сгорю,

И тебя спалю.

Бери Луну.

Луна красивая

И нежаркая.

С Луною можно

Поговорить,

Можно спать —

Не помешает,

Вместо лампы

Дома включить,

Светит ярко,

Не обжигает.

– Всё равно Солнце хочу.

– Солнышко не могу.

А хочешь,

Я тебя вместо него обниму,

Согрею и приласкаю?

– Нет.

Я другое Солнце хочу.

Ты не такая.

– Что ж, пойду.

Я ведь только Луну могу…

Два клоуна

Мне неуютно в этом мире без тебя.

Мне не с кем разделить еду и горе.

Мне некому дарить себя.

Мне не с кем искупаться в море.

Найди меня, заметь в толпе людской.

Я лучше всех! Я буду в красной шапке!

Я обниму тебя и приглашу домой,

И подарю тебе смешные тапки.

Мы будем вместе хохотать над фильмом,