Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ)

Драко ненавидел этот дом. Он его презирал. Презирал за то, что вековое поместье принимало — относительно недавно — нового гостя. Принимало и позволяло ему творить все зверства. Исполнять его планы. Заставляло подчиняться. Он ненавидел этот дом.

Проклятое наследие, от которого не избавиться.

Ещё больше он ненавидел человека напротив, который также, как и эти чёртовы стены, не сделал ничего, чтобы предотвратить это. Драко подошёл слишком близко к масляному полотну, чтобы уловить движения неживого отца напротив. Тот чуть отстранился, будто боялся его. И правильно делал. Потому что Малфой отлепил бумажный фильтр от губ и с самой счастливой (ложной, больной) улыбкой потушил окурок прямо в правый глаз Люциуса.

Толстый слой краски зашипел и расползся. Драко вновь поджёг сигарету даже не шевеля губами. И вновь потушил, только теперь о другой глаз.

Он оставил бы на этом полотне множество дыр, да вот сигарет на это жалко. Он просто-напросто провёл пальцем по шершавой поверхности холста, оставляя заклятьем ровный глубокий сквозной порез.

Сделал шаг назад, чтобы полюбоваться, чтобы посмотреть на это чудо современного искусства, которое он только что создал. И ему нравилось. Нравилась эта картина. Вот теперь Люциус выглядел именно таким, каким должен быть.

Уничтоженным.

В ноге стрельнуло болью. Опять.

Драко прикусил внутреннюю сторону щеки (она сплошь в продолговатых ранах) и привычно, за прошедшие два дня, схватился за карман, чувствуя выпуклость баночки. Хотелось поскорее размазать это облегчение на ногу и вновь забыть о боли на несколько часов.

Грейнджер была права.

Эта вонючая мазь действительно помогала.

Грейнджер…

От её имени в голове случилось замыкание. Слишком не в том месте он о ней вспомнил. Слишком символично для этого блядского места. Чёрт его дери…

Драко смотрел на пол, на паркет, где лежала Грейнджер. Именно здесь, под его ногами, она страдала от действий его безумной тётки, и не только её…

Он блокировал воспоминания. Зарёкся ещё в тот самый день, что больше не вспомнит об этом. Не вспомнит её:

«Сделай это, Малфой… пожалуйста…»

Он сделал то, что Грейнджер просила. Всего пара часов из её памяти стерлась подчистую.

Быть может, ему следовало применить обливиэйт и на себя, но Малфой слишком горд, чтобы так трусливо убегать от воспоминаний. Ему нравилось чувство ненависти. К отцу, к Волан-де-Морту. К себе.

Это питало его разум. Он выжидал, когда же этот чёрный мыльный пузырь наконец лопнет, и Драко уничтожит себя сам.

Он пытался.

Не получалось.

Авада кедавра не брала его, как бы он этого не желал. Сперва нужно было избавиться от непреложного обета, который не позволял ему даже поднести острый нож к горлу. Даже уйти по-магловски не получалось.

Он в блядской ловушке.

— Там оказалось пусто, я ничего не нашёл, — вырвал его из мыслей гоблин, появившийся в дверном проёме. — Подпишите, пожалуйста, бумаги.

Драко брезгливо выдернул твёрдую папку из его когтистых лап. Оставил размашистую подпись прямо на всём листе, как вызов, и так же брезгливо отдал обратно.

— Мерлин! — вскрикнул Фисштех. — Что случилось с картиной?

— Оставил подпись будущему владельцу, — ответил Драко и аппарировал из этого душного болота.

***

Здесь пахло так же, как и в первый раз, когда Драко посетил Косой переулок: карамельными яблоками и магией. Она концентрировалась по всей улочке. Здесь, казалось, можно было найти всё. Но то, что ему нужно, находилось дальше. Туда, куда не ступали хорошие люди. Себя таковым он перестал считать уже давно.

Лавка «Горбин и Бэрк», втиснутая между двумя кирпичными зданиями, с улицы выглядела узкой. Внутри же, намеренно расширенная магией, она была намного больше. Малфой вошёл внутрь, игнорируя громкий рык чучела тигра слева от себя. Он клацнул зубами, вытянув морду и пытаясь прикусить посетителя. В детстве Драко его боялся. Даже прозвал это чучело «лютым» — в честь переулка.

— Мистер Малфой! — Дублин Твинс склонился перед ним, выныривая из-за витрины. За год он постарел ещё сильнее, словно это место высасывало его силы. Концентрация чёрной магии на квадратный метр здесь была невероятной.

Он всегда таким был — трусливым продавцом, который поддерживал Тёмного Лорда, но так и не решился принять участие в битве. После окончания войны перешагнул на другую сторону, сторону победителей, ругая Волан-де-Морта и отвергая прошлые взгляды. Лицемерный до мозга костей.

— Мне нужна любая книга с информацией о непреложном обете, — Драко проигнорировал его любезность, даже не посмотрел на него.

Старик нахмурился, сморщив лоб, и оглядел книжную полку.

— Помню, был томик, как раз о непреложном обете, но его давно нет, и…

— Так найди мне его! — рявкнул Малфой. — И чем быстрее, тем лучше!

«Для меня», — подумал он.

Дублин сделал запись на пергаменте, внося заказ. Его губы дрожали. Драко знал, чего он хотел.

— Сколько?

— Видите ли, мистер Малфой, — начал старик дрожащим голосом, — в связи с тем, что ваша семья… то есть вы… Мне страшно из-за последствий сотрудничества с вами и…

— Сколько? — переспросил Малфой, закатывая глаза.