Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ)

— Чтобы не забыть, что ты должен что-то сделать, — быстро ответила Паркинсон, развернулась и, уже уходя, пробубнила под нос: — А иначе зачем вообще рисовать какие-то крестики… на теле…

Гарри тут же начал собирать вещи, меняя тему, а потом быстро попрощался со всеми, оставив Гермиону и Тео наедине.

— Что это с ним? — поинтересовался он, присаживаясь на парту.

— Не знаю, — пожала она плечами.

Гермиона смотрела на него снизу вверх, на то, как у него появлялась ямочка на одной щеке, когда он улыбался.

Уже больше недели они с Тео проверяли домашнее задание по зельям друг у друга. Сначала это было простым вызовом. Шуточным. Нотт уверял, что найдёт у неё ошибку в задании, потому что Слизнорт не давал этой темы на уроке. Но как же он удивился, когда Гермиона нашла ошибку у него.

Теперь каждый раз после зелий они проверяли друг у друга задания. Теодор даже не пытался скрыть свой интерес к ней, прикрывая всё дружеской вуалью. Это не напрягало. Он каким-то образом умел не переходить черту. Чувствовал грань, за которую нельзя переступать. Он балансировал между флиртом и замаскированными под это шутками.

Вот в кого нужно было влюбляться.

Вот тот человек, с которым легко.

Так и должны чувствовать себя молодые люди? Беззаботно. Дурачась, пихая друг друга плечом, отбирая перо и мешая писать в тетради. Чувствовать на себе взгляд. Тёплый и взволнованный. Говорить о ерунде. Смеяться, надрывая живот. И чувствовать себя от этого только лучше.

Вот как должно быть.

Без ада в глазах. Без страха туда упасть, в этот котёл, наполненный болью. Без ненависти в словах. Без надрыва и без отталкиваний. Без слёз и без сломанных словами костей. Без блядского запаха вишнёвых сигарет…

Без. Без. Без!

Без лёгких, привыкших к этому магнитному воздуху, пропитанному дымом. Без страха за то, что когда-нибудь нить оборвётся прямо на нём. Без этой склизкой неприязни к нему, потому что, боже, чувствуешь себя будто бы всё правильно . Как будто бы во всём мире нет воздуха лучше, чем там… в старой визжащей хижине. Потому что рядом. Потому что с ним.

Как же эгоистично и не похоже на неё. Как же от этого ломало.

Словно азарт внутри её головы треснул, переломился, вылился в некую жижу настоящего интереса, такого чёрного, вязкого, как мазут. И единственное, что ей хотелось — узнать, что же на самом деле скрывалось под всей этой ненавистью. Каким был настоящий Малфой…

И почему… почему же так хочется? Так тянет задыхаться, утопая в вишнёвом смоге, зная, что её промёрзшим лёгким уже ничего не поможет…

***

— Вы не идёте в башню старост?

Драко закрыл глаза, игнорируя вопрос Нотта. Хотелось спать и чуть больше хотелось сдохнуть.

— Ну, у Пенси образовались в последнее время новые планы… — стрельнул в ответ улыбкой Блейз. — А Долгопупс вряд ли пригласит меня к себе.

Тео подавил смешок, падая рядом с Забини на диван. Камин отапливал общежитие как бешеный. Ноябрь в этом году выдался слишком дождливым и холодным.

— Я слышал, он ходит к Варрису на сеансы восстановления душевного равновесия, — сказал Нотт. — Я чуть со смеху не упал, когда увидел на доске объявлений, что Варрис, цитирую: поговорим о том, о сём. Выпьем горячего шоколада и залечим раны. Ты себе можешь представить? Он ещё более чокнутый, чем Майнд.

Блейз помотал головой.

— Не знаю. По мне, так забавный мужик. Со своими мозгошмыгами в голове, но вроде приятный.

— Мозгошмыгами? — переспросил Нотт, чуть наклонив голову и приподняв бровь. — Я смотрю, ты тоже нашёл, с кем поговорить «о том, о сём»…

Блейз поставил локти на колени и повернул голову на друга.

— Что-то не нравится? — голос огрубел, как и атмосфера. — Я гляжу, ты тоже нашёл, с кем проводить время, да, Тео? Грейнджер так хороша?

В голову стрельнула её фамилия. Драко с силой сжал зубы от удушения воспоминаний.

С момента последней их встречи прошла пара дней.

Тупых, скомканных, заляпанных дней, в которых Малфою не хотелось делать ничего из того, что потенциально можно было бы сделать. Угрохать себя, например. Просто потому, что её поступок выбил почву из-под ног, и в полости головы всё ещё крутилось тускло-ядовитое чувство, замкнувшее кольцо где-то у изгиба шеи. Словно она накинула на него удавку. Прямо на последний позвонок. Потянешь — и наверняка хрустнет, к чертям собачьим, пополам.

И сейчас, спустя пару дней и тонну сигарет, Малфой и вправду решил, что виноват во всём сам.

Подпустил, ослабив бдительность.

Салазар, какая же идиотка.

Как она вообще посмела это сделать? Как, чёрт возьми, ей удалось настолько забыть о чувстве самосохранения? И как, чёрт возьми, он её тогда не убил?

Драко чувствовал боль, чувствовал лопатками старый, прогнивший пол хижины, чувствовал онемение сердца от пронизывающего электричества агонии. Чувствовал до того момента, пока его не коснулись чьи-то сухие, солёные от слёз губы.

Он видел всё, потому что лежал с раскрытыми глазами. Видел её расширенные зрачки и её уверенность в своём действии. Жаль, что она не видела обратного. Всё, что последует за этим.

Его отвращение.

Его испуг.