Два лета

— Мама приедет за тобой? — спрашивает тетя Лидия, и это первое целое предложение, обращенное ко мне, с самого отъезда из Манхэттена. Бок о бок мы поднимаемся по ступенькам вокзала в сторону парковки.

— Да, а вот и она, — отвечаю я, указывая на маму, которая ждет в машине.

Мама мигает мне фарами. Интересно, собиралась ли тетя Лидия предложить подвезти меня домой? А еще интересно, остановится ли она у нашей машины поздороваться со своей близняшкой? Но тетя Лидия лишь сжимает мою руку и говорит: «До понедельника, ребенок». И спешит к своему автомобилю, припаркованному чуть дальше.

Нахмурившись, я сажусь в машину к маме и закрываю дверь. В окно вижу, как Рен залезает в родительскую вольво. Будто почувствовав мой взгляд, она оборачивается через плечо, ухмыляется и машет рукой. Я машу ей в ответ, снова удивляясь неожиданной… дружбе? Нет, дружбой это пока не назовешь.

— Дай угадаю, — бодро начинает мама и, глядя в зеркало заднего вида, выезжает с парковки. Даже если ее задело то, что тетя Лидия не подошла поздороваться, виду она не подает. — В Нью-Йорке шум, толпы людей и не очень хорошо пахнет. Но ты это благополучно пережила.

Я улыбаюсь и ставлю рюкзак в ногах.

— Вообще-то мне… понравилось, — отвечаю я. — Даже очень. — Я вдруг понимаю, что мой страх перед большим городом улетучился.

— Ну-ну, — чуть удивляется мама, не сводя глаз с шоссе и поправляя очки. — Надо же!

Я изучаю ее лицо. Она была не очень рада, когда мы с Руби поехали в Манхэттен на зимних каникулах. Да и насчет экскурсии возражала, дважды спросив меня, точно ли тетя Лидия все время будет нас сопровождать. Может быть, мама с ее неумением ориентироваться в пространстве сама боится большого города? Или просто хочет защитить меня от таящейся там, по ее мнению, опасности? А Франция тоже вызывает у нее такие чувства?

— Все же ты устала, наверное, — говорит мама, когда мы проезжаем мимо автозаправки Shell. — И проголодалась. Я приготовила мясной рулет, так что сегодня тебе не придется доедать остатки еды на вынос. Достанешь из холодильника и разогреешь в микроволновке.

Я кладу руки на живот.

— С обеда еще не проголодалась, — отвечаю маме, смеясь. — После музея мы на метро поехали в «Ломбарди»; насколько я знаю, это старейшая в стране пиццерия. Так вот, тетя Лидия заказала очень вкусные пироги… — Я замолкаю, переваривая мамины слова. — Погоди-ка, — прибавляю я. — Ты и сегодня уходишь? — Меня начинает терзать разочарование.

Мама кивает и крепче сжимает руль. И — что самое странное — она, кажется, краснеет. Такого мне раньше наблюдать не приходилось, но сейчас сомнений нет: по бледным щекам определенно разливается розовый румянец. Только теперь я замечаю красивое черное платье, каблуки и губную помаду.

— И куда же? — К моему разочарованию добавляется смущение.

Мы съезжаем с шоссе, впереди Колледж-авеню. Мама, кашлянув, останавливается на светофоре, хотя он точно желтый.

— Ладно, почему бы не рассказать тебе прямо сейчас, — начинает она.

Мое сердце бьется сильнее. Не рассказывай. Мне хочется ее остановить. Я чувствую: что бы мама ни сказала, это все изменит.

— Я… ну, я начала кое с кем встречаться, — говорит мама, и ее щеки еще больше розовеют. — Пока рано о чем-то говорить, ничего серьезного, — быстро добавляет она. — И я даже не планировала сегодня с ним встречаться, но он купил билеты в филармонию в Олбани, так что… — Мама переводит взгляд на меня, но я молчу. — Считаю, что ты должна об этом знать. Не хотела делать… из этого секрет. — Мама откашливается.

Красный сигнал светофора сменяется зеленым, но мама не трогается. Съеденная за обедом пицца бурлит в животе.

— У тебя… у тебя есть парень? — недоуменно спрашиваю я, заикаясь. Сегодня я задаю этот вопрос во второй раз. Внезапно вспоминается Уилл, зеленоволосый и широко улыбающийся с мобильного Рен. — Это с ним ты вчера ужинала? — спрашиваю я, напрягая мозг в поисках улик. Когда накануне мама вернулась домой, губы у нее тоже были накрашены. — Я думала, ты ходила с коллегой по работе! — добавляю я обвиняющим тоном.

Из машины сзади раздается сигнал, и мама наконец газует.

— Вот ведь, как забавно, — говорит она, бросив на меня взгляд. Потом выдавливает из себя смешок, после которого никогда не происходит ничего действительно забавного. — Я и ходила как бы с коллегой. Ты ведь знаешь Макса?

Макс? Не припомню, кого так зовут. Смотрю в окно. Мы проезжаем по Колледж-авеню, мимо университета. Меня осеняет.

— Макс-охранник? — выпаливаю я. — Он и есть твой парень?

— Да ладно, — сдержанно говорит мама, поворачивая на Рип-Ван-Винкль-роуд. — Я бы пока не стала его называть парнем. Но вообще да, знаю его много лет, да и ты тоже, и он очень приятный человек.

Я не нахожу, что сказать. Просто думаю о Максе, который сидит в своей будке у ворот, в светло-синей униформе и прихлебывает кофе.

— И давно это у вас? — не унимаюсь я, чувствуя себя жертвой предательства, и плотнее запахиваю кардиган.

— Я же сказала — недавно, — говорит мама, когда показывается наш дом. — Он пригласил меня на свидание где-то месяц назад. Сначала я не хотела, а потом…